Онлайн книга «Покрывало для Аваддона»
|
* * * — Наконец-то! — говорит Ленка. — Я уж думала, ты проспала… — С тобой проспишь, — шипит Августа. — Кто мне звонил в полседьмого утра и трубку бросал? Три раза, между прочим… — Да это не я. — Так я тебе и поверила. — Да ладно, скоро всё кончится. Подойдёт троллейбус, поедем, найдём эти камни. — Я что-то не совсем понимаю… причём тут камни? — Я тоже не понимаю, — говорит Ленка. — Вообще-то, по традиции на могилу обычно кладут горсть камешков. В знак памяти… что-то в этом роде. — С буквами? — В том-то и дело, что нет. Откуда там буквы? Их просто с земли подбирают, эти камни… — Ну? — Предположим, эти самые цадики положили камешки на могилу Гершензона и ушли. А он решил с их помощью себя запечатать. И мистическим образом выжег на них буквы… — Странный способ, — пожимает плечами Августа. — А какие буквы? — Понятия не имею, — грустно отвечает Ленка. — Это должно быть запирающее слово, — деловито говорит кто-то. — Тайное, мистическое запирающее слово, которым он сам себя упокоил… — А что, вполне, — рассеянно замечает Августа, но тут же подскакивает и гневно шипит. — А ты что здесь делаешь? Прислонившись к потрескавшемуся стволу акации стоит мальчик Изя, на этот раз без скрипочки. — Пошёл вон, — говорит Ленка, — лингвист недорезанный. — Я тоже хочу, — голос мальчика Изи автоматически приобретает противные ноющие интонации, — у вас вон что… а у меня вон что… мне велели «Плач Израиля» разучивать… а я что… он сложный, зараза… — Шнитке, — поясняет Ленке Августа, опять же автоматически. — Ага… Как помрёт человек, так сразу такой шум поднимается.. Разучивай его теперь… а я что… — Вот же зараза… Ну, что ты будешь делать? — Подождём, может, к тому времени, как троллейбус подойдёт, он сам передумает… Мальчик Изя вновь отошёл в тень акации и принялся задумчиво ковырять в носу. — Слушай, — говорит Августа, — похоже, троллейбусы вообще не ходят… Может, обрыв на линии? — Зачем? — Что — зачем? — Зачем Гершензону устраивать обрыв на линии? — Господь с тобой, причём тут Гершензон? Можно подумать, раньше они ходили как часы! Против нашего транспортного управления ни один Гершензон не выстоит… Гляди, что это? Чёрный лимузин со слепыми стёклами бесшумно подкатывает к кромке тротуара, из него выходят двое — молчаливые, широкоплечие, они мягко берут Изю под руки и влекут его в машину. — Изю отловили, — с облегчением комментирует Августа. — Крутой малый, — уважительно замечает Ленка, — а кто у него родители? Дверца захлопывается, но Изя делает какое-то отчаянное движение, и на миг высовывается наружу. — Тётя, — кричит он. — Тётя!!! — Что-то не то, — говорит Августа. Она делает нерешительный шаг вслед отъезжающей машине, но та, вильнув задом, уже скрылась за поворотом. — Ну? — Ленка растерянно чешет в затылке. — И что нам теперь делать? — А теперь, — раздаётся чей-то вежливый голос, — вам нужно идти к стоянке и аккуратненько садиться вон в ту вольву… Ленка оборачивается. За их спиной вырастают два амбала — точные копии предыдущих. — Позвольте, — возмущается Августа, — это ещё зачем? Нам на кладбище надо! — Именно туда, если вы будете упираться, мы вас и отвезём. За свой счёт. — Не понимаю… — Дамочка, я вам доступным русским языком объясняю — если вы хотите увидеть своего племянника… — Да никакой он мне… — Молчи, — шипит Ленка, толкая Августу локтём в бок. Неохотно переставляя ноги, они бредут к стоянке. Сопровождающий услужливо распахивает перед ними дверцу. Второй садится за руль, и серый «Вольво» трогается с места, выворачивает на трассу и мчится в неизвестном направлении. Ленка ёрзает на сиденье. — Это Али-баба, — говорит она свистящим шёпотом. — Недаром он мне снился. Августа издаёт какой-то определённый звук, но сопровождающий неожиданно оживляется: — Удивляюсь на вас, — говорит он, — можно подумать, кроме Али-Бабы, уже и людей в городе нет? Мы едем к Зяме… — А, — пытается сориентироваться Августа. — Это у которого ларьки с синей полосой? — Сама ты с синей полосой… Трасса остаётся позади, машина кружит тихими переулками, выбирается на неприметную дорожку над морем, какое-то время едет по ней и, наконец, въехав в услужливо распахнувшиеся ворота, останавливается у белого домика с параболической антенной на крыше. — Прошу, — говорит сопровождающий. — А я-то думала, — удивляется Ленка, — что это дом приёмов городского головы… — Это дом приёмов городского головы. Вылезайте. Они покорно бредут по дорожке, на которую осыпаются подсохшие лепестки роз. В прохладной комнате с наглухо закрытыми слепыми окнами сидит в плетёном кресле маленький круглый человечек в белом костюме. — Вот они, Зяма, — вежливо говорит сопровождающий. — Претензий нет? — спрашивает Зяма. — Каких? — тупо говорит Ленка. — Ну, как доехали? — Спасибо, — говорит Августа, — хорошо. А где… — Покажите им малого, — кротко говорит Зяма, утирая лысину батистовым платком. Ещё один амбал с красным от натуги лицом заносит в комнату стул, на котором восседает Изя. Руки у него заведены за спинку стула, рот заклеен липкой лентой. Изя извивается и мычит. — Ах, вы… — возмущается Августа. — Спокойно, — говорит Зяма. — С ним пока ещё ничего не сделали. — Чего вам надо? — спрашивает Ленка. — Или вы не знаете? — Зяма делает какое-то неопределённое движение рукой, и очередной амбал (то ли давешний, то ли совсем незнакомый) вносит на небольшом серебряном подносе плоский серый камешек. — Ой, — говорит Ленка, — это наш. Откуда он у вас? — В натуре, с кладбища. — А где остальные? — Там был только этот, — объясняет Зяма. — Ну и? — услужливо подсказывает Августа. — Что — и? Передайте вашему Гершензону, что он получит свой камень, если мы договоримся. |