Онлайн книга «Покрывало для Аваддона»
|
И над всем этим шумит листва и солнечные пятна пляшут по залитому зеленоватым сумраком асфальту, как тени по морскому дну. Иногда трудно понять — где солнечные пятна, а где жёлтые опавшие листья. — Типичный женоненавистник Гершензон этот, — неожиданно говорит Августа. — Все эти его намёки… — Да просто мы его достали… Лично мы его раздражаем… — Не скажи… Ага, вот и малый. Со скрипочкой. Изя приближается к ним, с явной неохотой передвигая ноги. — Я с уроков сбежал, — укоризненно говорит он. — Ну и молодец, — непедагогично замечает Августа, — а теперь давай, думай… — Ещё и думай… — ноет Изя. — А о чём? — Насчёт колёс с глазами. Какие ассоциации они у тебя вызывают? — Какие ещё ассоциации? Полный шиз… — Наркоманил этот Изекииль по-чёрному, — уныло говорит Ленка, — разве нормальному человеку такое в голову придёт? Херувимы на колёсах… Уверена, это какая-то конструкция. — Космический корабль это, — авторитетно говорит Августа, — космический корабль пришельцев. Я в «Науке и религии» читала. — Во-первых, это не оно, а птица Гаруда… А во-вторых, нам теперь что, на Байконур ехать? — Да не наш, а пришельцев… — Тем хуже. Где мы пришельцев возьмём? — Музей морского флота? — с надеждой предполагает Изя. — На модельки посмотреть хочешь, — догадывается Августа. — Мы же всё равно не знаем, куда идти. Так какая разница? — Я там была недавно, — печально говорит Ленка, — приятельница из Москвы приезжала, я её водила. Нет там колёс с глазами… — Что-то новое, неизвестное науке… — А кому известное? Они бредут по бульвару. Изя нервничает и поминутно оглядывается. — Не боись, — утешает Ленка, — ты за Гершензоном, как за каменной стеной… — Да-а… как же! — Монетку бросим, — говорит Августа, — если орёл — троллейбусный парк, а если решка — клиника Филатова… — А музей морского флота? — упорствует Изя. — Если станет на ребро… — Маловероятно… — А совет Девяти — вероятно? А саранча египетская? — Ну так что? Кидаем? Августа достаёт из кошелька монетку и широким жестом подбрасывает её в воздух. Монетка летит по крутой дуге и, вместо того, чтобы упасть обратно в ладонь, падает на землю и откатывается к забору. — Вот дура неуклюжая, — сокрушается Августа наклоняясь. — На ребро! — вопит Изя, — что я говорил! Августа нагибается, подбирает монетку, но, вместо того, чтобы распрямиться, стоит в согнутом положении и таращится на стенку. Рот у неё полуоткрыт. — Ты что? — беспокоится Ленка, — радикулит прихватил? Августа издаёт какое-то туманное восклицание и тычет в пространство кулаком, в котором зажата монетка. — Колёса! — тихо говорит Ленка. — С глазами! Там, на жёлтой облупленной стене, висит яркая афиша. На фотографии изображена какая-то неопределённая конструкция, ниже, чёрным по белому: Василь МАКОГОНЕНКО ЖЕЛЕЗНЫЕ ЛИКИ ВЕКА выставка работ Одесский художественный музей все дни, кроме понедельника
* * * — Оно, — говорит Ленка, — точно оно… — Знаю я этого Макогоненко, — холодно говорит Августа. — Пошёл в гору… а ведь бездарность. Эти его метаконструкции — чистейшей воды эпигонство. — Колёса с глазами уж точно эпигонство. Но нам-то какая разница? Если тебе Иезекииль русским языком сказал… — Изенька, — говорит Августа, — мы идём на выставку… — А модельки… — Ну, после сходим и к моделькам… Сначала — работа. Потом — развлечения. — Нашли себе работу… — Изька, — твёрдо говорит Ленка, — закрой рот… Небольшой выставочный зал подозрительно переполнен народом — сначала Ленка натыкается на журналиста Нюму Дзержинского со своей женой Белозерской-Члек, потомственной дворянкой в первом поколении, потом на психоаналитика Кишинёвского, окружённого кольцом бледных одухотворённых пациенток… — А ты знаешь, — говорит она удивлённо, — похоже, мы попали на самую презентацию. — Ох, — Августа смущённо пятится к выходу, — неудобно. — Брось, мы ведь не халявщики. У нас миссия. — Да, но… Изя пытается смыться, но Ленка крепко держит его за локоть. Августа вдруг охает: — Гляди! Гляди! В дверях появляется поэт Добролюбов под руку с Генриеттой. Она в новой блузке — точная копия той, что на Августе, в воздушной полупрозрачной шляпке… На них все оборачиваются. Поэт Добролюбов гордо поглядывает по сторонам… — Ну, Гершензон, — очумело бормочет Ленка, — ну, даёт! — Держит марку, — уныло говорит Августа. — Дамы! — восклицает доцент Нарбут, пробиваясь к ним сквозь толпу, — и вы тут? В руке у него бокал с шампанским. Ленка делает неуверенное движение по направлению к угловому столику, но Нарбут останавливает её. — Не торопись, уже всё расхватали. — Юра! — удивляется Августа, — какими судьбами? — Да вот, зашёл… А кто этот юноша? — Это мой племянник, Изя. — Не знал, что у тебя племянник… Слышали новости? Зяму-то вчера замочили… среди бела дня… Говорят, люди Али-Бабы… — Надо же! — удивляется Августа. Интересно, думает Ленка, а вдруг киоски и впрямь перекрасят? — Понравилась выставка? — благожелательно спрашивает Нарбут. — Да мы ещё не смотрели, — Ленка озирается вокруг, но из-за обилия народу собственно выставку разглядеть почти невозможно. — Ну, тогда пардон… Не буду мешать, — и Нарбут исчезает в толпе. — Вот, — говорит Августа, раскрывая проспект, — «работы молодого скульптора отличаются тонким лиризмом и экспрессией. Им свойственно смелое соединение традиционной пластики и нетрадиционных материалов». — То есть? — спрашивает Ленка. — Ну, вот, — Августа кивает в сторону дрейфующей группы с психоаналитиком Кишинёвским в качестве организующего элемента, — видишь, там в углу — куча песка, а из неё торчит целлулоидная рука. Ну, куклу он закопал… |