Онлайн книга «Покрывало для Аваддона»
|
Они сползают по обрыву и оказываются в пустой ракушке кафе «Шехерезада». — Пошли ко мне домой, — говорит Августа. — Тут недалеко. Залечим раны. Хватит с меня этой восточной экзотики… * * * — А без приключений он не может? — спрашивает Августа, — у меня растяжение связок. И синяк на голени. И, возможно, ещё один, но в недоступном мне для обозрения месте… Нужен ему камень — пусть скажет. Побоище-то зачем было устраивать? — Да не может он сказать! — в отчаянье говорит Ленка. — Он может только направлять события… — Куда-то не туда он их направляет… Вот, замочили Зяму… — Он, что ли, его мочил? Его Али-Баба мочил. — А навёл кто? Гершензон и навёл… — Что значит — навёл? Нечего делать из нашего Гершензона какого-то заурядного марвихера… Просто случайность… — Случайностей, — сурово изрекает Августа, — не бывает. — Надо же! Кто бы говорил… Послушай, а что если… — Ну? — Да нет… Это ерунда… — А вдруг не ерунда? Валяй. — Может, погадать на книге? Знаешь, как духа вызывают? Он же дух всё-таки, нет? — А что, — говорит Августа, — это мысль. А на какой книге? — На Библии, понятное дело. Библия у тебя есть? — Есть, — говорит Августа, — Лео Таксиля. «Для верующих и неверующих». — Тьфу! Настоящая мне нужна… — Ну нет у меня настоящей… Попёр кто-то… — А может, у малого? Эй, Изя… Изя выходит из кухни. — У вас варенье заплесневело, — говорит он. — Но я верхний слой снял… есть можно… — Тора есть у тебя? С собой? — Есть, — говорит Изя, — но она задом наперёд. — А, извиняюсь, русский текст? — Он тоже задом наперёд. А вам зачем? — Гадать будем… — Ох, если в хедере узнают, чем я тут с вами занимаюсь… — Не узнают. Давай её сюда. Изя роется в рюкзачке и извлекает небольшой чёрный томик. — Ты, — говорит Ленка Августе, — называешь два числа: от однозначных до трёхзначных. Мы условно считаем их страницей и словом на странице. И смотрим… Он должен нам дать наводку… — И всё-таки это чушь, — ворчит Августа. — Тебе жалко? Давай… — Ну, восемь, — неохотно говорит Августа, — одиннадцать… — Ворожеи, — мрачно говорит Ленка, — не оставляй в живых… — Ты видишь! Это он на нас намекает… На меня непосредственно. — Тогда я. Возьму грех на душу. Сто тридцать три, пятьдесят восемь… Давай… — Знаю я, — говорит Августа, — все мысли и ухищрения, какие вы против меня сплетаете… Это уже слишком! Он всё время угрожает. — Да ничего мы не сплетаем, — успокаивающе бормочет Ленка в пространство, — мы расплетаем. Вы что, толком сказать не можете — хотите упокоиться? Или нет? — Ты ему не нравишься, — говорит Августа, — я ему не нравлюсь. Может, ему этот шкет понравится? Изя! Эй, Изя! — Не хочу, — пятясь бормочет Изя, — мне страшно… — Зачем тогда с нами шёл? Поздно отступать, дружочек, — зловеще говорит Ленка. — Изенька, ну что вам стоит… Две цифры… — У меня живот болит. Я вареньем вашим отравился. — А вот я сейчас как вызову «скорую»! Как увезут тебя в инфекционку! — Лучше я в инфекционке полежу. Там хоть спокойно… — Изенька, ну пожалуйста… — Пусть контрольную мне напишет, — Изя угрожающе тычет пальцем в сторону Августы, — по информатике… — Напишет… — Да ни за что! Это же шантаж! — Напишешь. Куда денешься. — Чёрт с тобой, паршивец! Говори! — Триста восемьдесят восемь… одиннадцать! — выкрикнул Изя, шмыгая носом. — «И всё тело их, и спина их, и руки их, и крылья их, и колёса кругом были полны очей — все четыре колеса их»! — Ну и ну! — говорит Августа. — А что это? — Иезекииль. Бог его знает, что он там в виду имел… — Нет, Гершензон на что намекает? — Не знаю… четыре колеса… Что-нибудь передвижное… может, такси? таксопарк? — А мне кажется, — говорит Августа, — тут всё дело в глазах… Клиника Филатова? — Так я пойду? — спрашивает Изя, тихонько пятясь к двери, — а то мама волнуется. — Э, нет, — спохватывается Ленка, — так дело не пойдёт… Завтра с утра встречаемся… будем колёса с глазами искать — он же ясно сказал! Где мы встречаемся, Августа? — Может, э… Мне что-то больше не хочется на остановке… — У памятника Пушкину? На бульваре? — Ну, это подойдёт. Там проезд закрыт. — Ты слышал, Изя? У Пушкина, в десять утра. — Ну, нет, — мальчик Изя всем телом налегает на дверь, — это уж без меня. Мне на сольфеджио надо. И вообще… — Изенька, ну ты же сам видишь… без тебя он не хочет. Мы ему уже вот так… ну хоть разик ещё… это же уже безопасно… — Безопасно! Как же! — Ты же сам напросился… — Так это с утра было. — В лицей, — замогильным голосом говорит Августа, — можешь больше не приходить. — Да что вы, тётя… — Какая я тебе тётя, выродок! Я вот прямо сейчас маме твоей позвоню… — Ладно-ладно, — шмыгает носом Изя. — Не надо маме… Приду я к Пушкину, приду. Только сейчас выпустите. — Выпусти его, Августа, — говорит Ленка. Августа молча вынимает ключ из кармана и идёт отпирать двери. Ленка воровато открывает книгу, тычет наугад пальцем в строчку и осторожно заглядывает: «Женщина безрассудная, шумливая, глупая и ничего не знающая». — Да ладно тебе, — бормочет она, — что ты прицепился, в самом деле… мы же для тебя стараемся… * * * — Без Изьки мы не сможем, — говорит Августа. — Он же ясно намекал… — Дался ему этот паршивец… Долго его ещё ждать, кстати? — Если он не придёт… ох, я ему… — Неужто, правда, из лицея выгонишь? — Зачем — выгоню? Сам уйдёт… На бульваре приятный, не раздражающий слух, гомон — совокупность плеска голубиных крыльев, возбуждённых голосов туристов и лязг дальних портовых кранов. |