Онлайн книга «Дело перепуганной машинистки [= Дело об испуганной машинистке ]»
|
– Да, ваша честь. – И вы их сожгли? – Да, ваша честь. – Возражение защиты не принимается. Обвинение может ввести содержание этих писем в качестве косвенных доказательств, – объявил судья. Гамильтон Бергер слегка поклонился судье и повернулся к свидетельнице: – Расскажите нам, что было написано в уничтоженных вами письмах. – Ну, он жаловался на свое одиночество, на то, что ему чужды люди, которые его окружают, что у него нет друга – девушки и… Господи, все это была ерунда: мне очень трудно все это объяснить. – Продолжайте. Постарайтесь, и все получится. – Мы выбрали тон… мы притворялись, будто это «переписка двух одинаково одиноких сердец». Скажем, он мне писал, какой он богатый и хозяйственный по натуре и какой из него получится отличный муж. Ну а я в ответ расписывала, какая я прелестная и домовитая… Нет, такие вещи так просто не объяснишь! – Необходим контекст, вы хотите сказать? – Совершенно верно. Нужно знать настроение, предысторию, иначе все выглядит поразительно тривиально и глупо. Именно поэтому я решила, что мне нужно получить эти письма обратно. – Что же было дальше? – Ну, наконец Джон Джефферсон прислал одно серьезное письмо. Он написал мне, что его компания решила открыть отделение в США и назначила его своим представителем, что контора будет находиться в нашем городе и что он с нетерпением ждет нашей встречи. – Что вы сделали? – Совершенно неожиданно на меня напала самая настоящая паника. Одно дело вести шутливую переписку с человеком, находящимся от тебя за тысячи миль, и совсем другое – встретиться с ним лицом к лицу. Я растерялась и перетрусила. – Продолжайте. – Он мне телеграфировал, каким поездом и в каком вагоне приедет, и я, разумеется, поехала на вокзал… И тут все пошло кувырком. – Что вы имеете в виду? – Понимаете, из того, что он мне писал, я составила о нем совсем иное представление… Конечно, глупо рисовать себе человека, которого никогда не видела; но я была о нем необычайно высокого мнения. Я считала его другом с большой буквы и при встрече была страшно разочарована. – Что было потом? – спросил Бергер. – Раза два или три я разговаривала с ним по телефону, и однажды вечером мы ходили в театр. – Ну и что случилось? Она еле заметно вздрогнула. – Он оказался совершенно невозможным, – произнесла она, посмотрев в сторону обвиняемого. – Он разговаривал со мной покровительственным тоном, отпускал дешевые комплименты. Он относился ко мне, как если бы я… он видел во мне… Я не чувствовала с его стороны ни уважения, ни внимания. Нет, этому человеку не нужны возвышенные чувства! – Ну и что же вы сделали? – Я сказала ему, что хочу получить назад свои письма. – Что сделал он? Она снова посмотрела на Джона Джефферсона: – Он сказал мне, что я могу выкупить их. – Как же вы поступили? – Решила во что бы то ни стало получить их. В конце концов, они были мои. Четырнадцатого июня я отправилась в контору в такое время, когда, я знала, ни мистера Ирвинга, ни мистера Джефферсона там не должно было быть. – Ну и что вы сделали? – Я вошла в контору. – Для чего? – С единственной целью найти свои письма. – Эти письма находились там? – Да. Он сам мне сказал, что они заперты в его столе, так что я могу прийти и получить их в любое время, если соглашусь на его условия. – Что было дальше? – Я не могла их отыскать… Я смотрела везде, выдвигала все ящики, и тут… – Продолжайте. – Отворилась дверь. – Кто был на пороге? – Обвиняемый – Джон Джефферсон. – Один? – Нет, со своим помощником Вальтером Ирвингом. Он заговорил со мной очень грубо, употребляя по моему адресу такие выражения, каких я прежде вообще никогда не слышала. – Что было потом? – Он попытался меня схватить. Я отступила назад, наткнулась на стул и свалилась на пол. Тогда мистер Ирвинг схватил меня за руки и поднял. Джефферсон стал обвинять меня в том, что я за ним шпионю и сую нос в чужие дела, на что я ответила, что пришла лишь за своими письмами. – Продолжайте. – Он с минуту смотрел на меня с оторопелым видом, потом захохотал и сказал мистеру Ирвингу: «Будь я проклят, если она говорит нам правду!» Тут зазвонил телефон, и Ирвинг снял трубку. Он слушал некоторое время, а под конец чертыхнулся и сказал: «Допрыгались! Полиция!» – И что же дальше? – Обвиняемый подбежал к шкафу для бумаг, распахнул его и вытащил пачку моих писем, перевязанных шнурком. Он сунул их мне в руки со словами: «Вот твои письма, дуреха! Забирай и беги. Тебя ищут. Кто-то видел, как ты забралась сюда, и сообщил в полицию. Теперь-то ты видишь, какая ты безмозглая идиотка!» – Продолжайте. – Он потащил меня к двери, тем временем мистер Ирвинг сунул мне что-то в руку, сказав при этом: «Вот, берите. За это вы будете помалкивать». – И что же вы сделали? – Они вытолкнули меня в коридор, и я быстро юркнула в дамский туалет. Когда я открывала туда дверь, я успела заметить, как обвиняемый и Вальтер Ирвинг побежали в мужской туалет. – Дальше. – Войдя в туалетную комнату, я первым делом развязала шнурок на письмах и просмотрела их, проверяя, действительно ли это мои письма, а потом я от них избавилась. – Каким образом? – Сунула их в контейнер для использованных полотенец. Я знала, что позднее их сожгут. – Продолжайте. – И тут я поняла, что попала в ловушку и что меня непременно задержит полиция. Мне необходимо было что-то придумать, чтобы выбраться из здания. – И что же вы сделали? – Я решила, что за выходами наблюдают и что раз меня видели, им наверняка описали мою наружность… Я выглянула в коридор, осмотрелась и увидела дверь, на которой золотыми буквами было написано, что это контора Перри Мейсона. Естественно, что я слышала, кто такой Перри Мейсон. Я решила, что могу зайти к нему как бы за советом по поводу расторжения брака или участия в автомобильной аварии… одним словом, придумаю что-нибудь, лишь бы провести у него некоторое время, пока все не успокоится. Теперь-то я понимаю, что это была дикая мысль, но в тот момент мне казалось, что для меня это единственный и вполне реальный путь к спасению… Случилось так, что судьба вообще мне подыграла. |