Онлайн книга «Вред любви очевиден»
|
– Скажите пожалуйста, а сколько членов в вашей партии? – В местном отделении человек тридцать-сорок. – Ваша ближайшая акция? – Приходите в пятницу на Литейный, к Китайскому скверу. В три часа. Будет акция поддержки политзаключённых. Ксана приносит три чашки кофе. – Скажите, Фёдор, но ведь в нашем обществе нет революционных настроений, я это говорю как специалист по социальной психологии. А жажда социальной справедливости тает, исчезает даже в низах общества. Никто даже не представляет, как она может выглядеть – социальная справедливость. Где же ваша база? – Когда академический композитор пишет музыку, а балерина крутит свои тридцать два фуэте, где их база? Их аудитория – десять тысяч человек на всю страну. Но этого достаточно. Наша база – русские революционные традиции. Классические революционные традиции: личная чистота и протест против действительности. Вот наши тридцать два фуэте. – Личная чистота – это здорово, – восхищённо говорит Варя. – Они там в партии не пьют, наркотиками не балуются, – вмешивается Ксана. – Мама говорит: если б они властям нервы не трепали, то и Бог с ними. – Бог с нами, – убеждённо говорит Фёдор. – Мы ни одной капли крови не пролили. Спасибо, девочки, за кофе, мне пора. До встречи. Фёдор уходит. – Ну чего? – спрашивает Ксана. – Есть зацепки? Вообще его ничем не прошибёшь. Мне Митя рассказывал – он кого-то любил без взаимности и с тех пор всё, отморозило его. Я один раз по квартире голая ходила – он и не посмотрел. – Это великий человек, – говорит Варя. – Я не ошиблась. Он позвал меня в пятницу на акцию поддержки политзаключённых. – Ну, куда ещё революционер может позвать даму… – заключает Ксана. Клара поднимается по лестнице. Подходит к дверям 21-й квартиры. Смотрит на табличку «Иеремия Браун». Нажимает на звонок. Удивительно, сколько могут съесть сравнительно небольшие дети. Юра и Эльвира сгрызли кучу яблок, помидоров, редиски, гранатов, винограда. На последний помидор Юра уже не взошёл. – Я думал, лопну. А всё влезло. – А у меня ещё много осталось – домой отвезу, там за минуту сожрут. Там, знаешь, сколько народу. У меня два брата, сестра маленькая. Они меня ждут, пасти открыли: чего нашла? Мы так говорим у себя: нашла это, поди найди… – И твоя мама, и дядьки тоже… что-то находят? – Находят будь здоров! – смеётся Эльвира. – А если… посадят? – Посадят – будем сидеть. А чего делать? Ни фига работы нет, чтоб нормально платили. Я сейчас на рынке рублей на пятьсот нашла. Где бы я столько заработала? – Учиться надо… – философски заметил Юра. – Чего учиться? Я читать-писать умею, считаю в уме лучше дядек. Мамка твоя училась? – Она химический институт закончила. – Ага, и теперь только на водку хватает. – Непонятно, – говорит Юра. – Чего непонятно? – Такие тачки в городе дорогущие. Откуда люди деньги берут? – Откуда берут, – отвечает Эльвира, – они тебе хрен скажут. Кларе открыла та же девица с прищуром. – Браун… – произносит Клара. – Мне нужен Браун. Девица смотрит на Клару. – А вы по какому вопросу? – Он мой… родственник. – Его нет дома. – Когда можно зайти? – Попробуйте через час. Девица закрыла дверь. Клара прислушивается. «Дедушка! – слышно из-за двери. – Кажется, та женщина приходила, про которую вы предупреждали! С глазами!» – и всё, больше ничего не слышно. Лера толкает поплывшего Космонавтова. – Ты что – напился? Я тогда ухожу. Ненавижу алкашей. Космонавтов проясняется. – Фемина! Фемина сапиена – женщина разумная! Предлагаю выработать план уничтожения твоего танка. Для этого нам следует заручиться поддержкой твоего мечтателя, этого, что ты говорила – рывылюционера, – и вместе мы будем непобедимы. Лера малость подумала. – Я сама хотела к нему пойти. Федька? Так. Где он может быть. Зайдём наудачу домой. У него жутко смешная квартирка, тут недалеко… Клара снова позвонила, и снова возникла та же девица. – Я вам сказала, – начала девица, но Клара с силой отпихнула её и ворвалась в квартиру. Она, видно, здесь была когда-то, потому что сразу обнаружила дверь в комнату Брауна. Клара распахнула дверь. Браун сидит в кресле. – Дедушка, – говорит из-за спины Клары девица, – она меня толкнула… – Ступайте, Анжела, – отвечает Браун. – Клара, закройте дверь. – Мне ничего не надо от тебя, – говорит Клара. – Скажи, где он, и я уйду. – Присаживайтесь, Клара. Давно ли вы в Санкт-Петербурге? Какими судьбами? Вот видите, я оказался прав, а не вы. Я родился в Петербурге и умру в Петербурге. Я пережил Ленинград! А вы сбежали – чужого киселя хлебать. – Презирайте меня сколько вам угодно, только скажите, где мой мальчик. – Ваш мальчик! Вы его бросили двадцать лет назад. – Иеремия, – говорит Клара. – Ты старый человек. Не бери греха на душу. – Душа, грех… – пожимает плечами Иеремия Браун. – Не понимаю. Человек делает поступки – я понимаю. Ты распутна. Это самое плохое, что может случиться с женщиной. – Христос простил… – шепчет женщина. – Христос тебя простил? – удивляется старик. – Ты с ним встречалась? Клара молчит. Лера и Космонавтов поднимаются по крутой узкой лестнице на самый верх старого дома. Наверху, на крошечной площадке, только одна дверь. Лера стучит. – Федя! Федя, ты дома? Это я. Федя открывает. – Так и знал, что ты придёшь. – Это со мной, – показывает Лера на Космонавтова. – Прикольный мужик. Хотел с тобой познакомиться. Космонавтов церемонно раскланивается. – Брат Иван. Федя удивлённо поднял брови, но ничего не сказал. Квартира замечательная: комната десять метров, кухня десять метров, но их разделение условно. Развал, конечно, – книги, бумаги – но без антисанитарии. Есть даже цветы в горшках. – У меня еды нет никакой, – говорит Федя. – Чай только, хочешь? Можно сбегать вообще на угол. – Не надо, Федя, – отвечает Лера. – Я сегодня ничего не ела и не хочу. – Я его видел, – говорит Федя, – в морду дал. |