Онлайн книга «Последний властитель Крыма»
|
– Так-то да, тока опоздала ты! – Да у меня, Толян, все готово. Катера только нет… – Много торговать идешь? – Товару – на пару бочек икры. Может, на пять. Глаза мента загорелись, и он даже убрал руку с Валькиного плеча. – На пять? По сто килограмм?! – Ну да… – Где ж ты бабок раздобыла? Она посмотрела ему прямо в глаза. – Заработала. И мент торопливо опустил веки. – Слушай, – облизнул он пересохшие губы, – ну, а если я катер достану? – Ваш, ментовской? – Ну да! Моя какая доля будет? Валька также молча смотрела ему в переносицу, а потом уронила, чуть усмехнувшись: – Не обижу. – Не, Валька, не! Половина, половина моя! – А потом тебе еще и дать? Он пошкрябал стол узловатыми пальцами. И через сту выдавил: – Ну, сорок… – Дешево же ты, мент, меня ценишь! В полцентнера «пятиминутки»… – Валька встала. – За товаром подгонишь свою таратайку завтра в полночь. Знаешь, где амбары? – А-то? – Смотри. И Валька пошла, не оглядываясь. 35 градусов по Цельсию …Автозак медленно полз через перевалы. До Алмаза оставалось не более трех километров. Целый день шел заряд – снег крутило так, что столбы фар, казалось, упираются в сплошную стену из хлопьев мокрой, тяжелой ваты. В кабине сидели двое конвойных и шофер. – Смотри! – неожиданно подал голос он. На дороге темнели две фигурки. – Кажись, плечевые, – оживился один из дубаков. Машина подползла ближе, девчонки замахали руками, и водила удивленно присвистнул: – Ну, дела! Да это же Надька с Матрицей! – Это какая Надька? Этого, что ли? Чокнутая? – И мент мотнул головой назад, туда, где в кузове маялся лейтенант. – Ага! Ну дела! Матрица застучала в дверцу притормозившей машины. Надя стояла потупившись. – Слышь, пацаны, – хитро прищурился старший, – а давай их это… На кукан! По-быстрому! – В райотделе ждут, следственный эксперимент ставить… – Да какое в такую шугу?! Полчаса – и все дела… А летеха послушает, как мы его кралю утешать будем! – И старший заржал. – Ну чё, отдохнем? – Матрица потянула дверцы. – Сворачивай, мужики, тут жило есть. – Какое тут жило? – насторожился было старшой, но Валька успокоила: – Сараюшка… – Сворачивать нельзя, – буркнул водила, но старшой ободряюще хлопнул его по плечу. – Да ты што, не б…! Не на дороге же их пялить! – Залезай, девахи! – пригласил он, и Надя с Валькой залезли им на колени. – Ух, и круглые же бока у тебя, Валька! – осклабился старшой, расстегивая ей куртку. – Да не вошкайся, не вошкайся, сама же напросилась! Машина остановилась на опушке, в полукилометре от трассы, где притулился вагончик не то ремонтников, не то смольщиков. – Пойдем, – потянув за собой старшого, спрыгнула в снег Валька. – Эй, летеха! – крикнул тот, выгребаясь за ней, – ухо прижми к переборке, послушай, как твою фрю щас в два смычка будут дуть! Удар приклада в лоб, казалось, раскроил ему череп. Он осел и не рухнул – стек на землю. – Руки, падлы! – проговорил Серебряков, передергивая затвор «калаша». – Руки… …Дверь автозака отомкнули, Нефедов, подслеповато щурясь, вылез на свет божий, и Надя зарыдала. Летчика было не узнать. Валька тоже прикусила губу и стала оттирать его лицо снегом. Серебряков, примотав кляпы и надев браслеты, поочередно закинул всех в кузов и запер дверь. – На, – протянул он летчику «макарова», засовывая другой в карман своей куртки, – мешкать нельзя, еще день такой шуги – и встанет Витим. – Нет, – выпрямился Нефедов и отвел в сторону Валькины руки. – Вы – без меня. – Как? – опешил ефрейтор. – Тебе что, башку отбили? – Нет, Василий, – твердо повторил летчик. – Я после того, что со мной творили, человеком чувствовать себя не могу. – Брось, Леха! – подала голос Валька. – Думаешь, когда меня в ментовской девять человек катали, мне легче было? Отойдешь, отмякнешь, за этим и бежим. У тебя ведь жена, вспомни! Надя стояла недвижима. – Нет, – летчик даже не посмотрел на нее. – Я должен всю правду об этих скотах до людей донести. – Как?! Какую правду?! До каких людей?! Да тебя же просто грохнут, коли ты в Алмазе покажешься! – заорал Серебряков. Летчик медленно повернул голову. – Самолет, – сказал он. – Зубаткина – в самолет и – на базу. Или в Москву. Без этой гниды мне никто не поверит. – Ты о чем, Леша? – страдальчески сморщилась Матрица. – О чем? – Он золото взял, – медленно произнес летчик. Все молчали. – Хер с ними со всеми, Леша! – просительно произнес ефрейтор. – Через год отсидимся, вернемся, поквитаешься втихую… – А мои родители? Друзья? Будут думать, что я – вор? – Надя! – сказал он чуть погодя, – что скажешь ты? – Я, Алеша, – ровно произнесла она, – думаю, что нужно бежать, куда собирались. Но если ты решишь по-другому, я пойду с тобой. – Решено. – И летчик прижал ее к себе. 1000 градусов по Цельсию – Эй, паря! Гляди, однако! – Старая коричневая тунгуска поворотила сморщенное печеное личико со свисающими из-под кожаного налобника разноцветными морхами к сыну. – Гля! Ее сын и муж в кухлянках, солдатских штанах да резиновых сапогах возились с сетью да мордой (морда – плетенка из ивовых прутьев для ловли рыбы – устар.) на отмели Муя, неширокого и тихого в срединном своем течении. Старуха и невестка ловко управлялись на берегу с тушками горбылей, и потрошенные кривыми короткими ножами рыбы ложились возле костерка. Молоки – вместе с внутренностями, икра – в тазы, и пачки крупной соли, счастливый от того, что может помочь взрослым, вскрывал трехлетний малыш. Мужчины выпрямились. Топот, тысяченогий топот наполнил тайгу – по левому пологому берегу бежали олени, тысячи и тысячи оленей. Среди них виднелись медведи, стороной, стороной, чтобы не быть затоптанными, уходили росомахи, лисы и волки. Вдоль воды мчались горностаи, и бурундуки, и мыши, и крысы, возле самой кромки тянулись змеи. Небо потемнело от птиц – рябчики и совы, кукушки и ястребы, охваченные страхом, стремились на юг. |