Онлайн книга «Право записывать»
|
* * * Букинист возвращает бывшему другу эту книгу в надежде, что в следующих книгах не будет пропусков ни по вине главлита, ни по вине редактора, ни страха ради иудейска. * * * «Порой мне бывает грустно, и в эти минуты мне кажется, что только ты сможешь всё понять, тонко оценить сложившиеся обстоятельства и дать соответствующий совет». * * * – Ну, хорошо: я тебе тапочек не купил, ладно. А ты что сделала? Оставила своего мужика в лесу на платформе и ушла с чужим мужиком. Это как будет? Хорошо? (Он одноногий, с костылем. Она востроносенькая, в платочке. Не очень молодая.) * * * – У тебя в душе́ не работают дворники. Они не подметают, и вот всякая мелочь застаивается, и мучает тебя, не оставляя сил для настоящего горя. – А это горе? – Нет, – отвечал он беспощадно. – Горе впереди. * * * Жизнь трудна, и никто дневников не ведет. Что-нибудь себе сказать. Реже, но на большей высоте. * * * – Он за две минуты внимания требует двадцати лет страсти, преданности, любви и пожизненной верности. * * * «Тихое оподление души человеческой ужаснее всех баррикад и расстрелов в мире» (А. Куприн). * * * – Во-вторых! – кричал он с трибуны. Никто не помнил, что «во-первых» и было ли оно вообще. * * * В больнице [139]. Девочка Оля: – Портки надевать не буду. А зачем мне портки? * * * – Ты мне на нервы не действуй! Не капрызничай! * * * Неслышно капает из стеклянного баллона кровь – через стеклянную трубку, которая соединяет две резиновые, видно, как по капле, по капле – без стука, неслышно: кап… кап… * * * Мальчик откуда-то из глубинки, 12 лет: – Вре-е-едные… Мучают… Если эдак лечить, так уж лучше не надо… одно мученье. Никогда в больницу не поеду больше… Уеду, не вернусь… Злобно, мне: – И вы – мучаете. – Мне уйти? – Не знаю. Стало мне скучновато. После сонного укола, проснувшись: – И вы спите, тетя… – Не хочу, мне тебя жалко. – Спасибо. * * * Я ведь постановила – никогда не ждать спасибо. Однако, нужно? Это плохо. * * * Искательно: – Где тут кипяченая вода? – Я не из этой палаты. (Стояла рядом с бачком.) * * * Ирочке Мещаниновой, которую вчера оперировали, сегодня 2 года. Муж одной больной принес ей верблюда – про верблюжью голову говорит: сяпка (шапка), про снежинки: мухи. Рот большой, выразительный. Волосы, как лен – белые и кудрявые. * * * – Я запоздала с личным счастьем. * * * – Я в смысле гуманности хотела стать медсестрой, а в смысле развитости науки я этого представления нисколько не имела. * * * Тонкий, страдальческий голос: – Можно ли откашляться? – Можно, можно, наши нитки всё выдержат. * * * Ночью не так интересно. Спят. * * * На одну санитарку 50 человек. * * * Сердце, как испуганная птица – нет сравнения точнее. * * * Зашитое: как кривая строчка, которую поперек и вдоль перечеркнули красными чернилами. * * * Перевязочная. Женская смотровая. Мужская. Одна буфетная на 100 чел. * * * – Мы родственникам не врем. * * * Вот эта толстая – инструктор по стрелковому спорту! С закрытыми глазами – в яблочко. * * * У всех, кто пришел справляться о больных, – просительные глаза. Это делает их всех похожими друг на друга. – Я насчет Иваницкого… Я относительно Громова… Одна тетка всё время возвращается: – Я еще вот чего хочу сказать… Знаете, она какая… Выстирать, вымыть – это только моя обязанность… Она еще когда маленькая была… Доктор всех помнит. Ни разу не раскрыл книгу. – Она не поправится. – ?!! – Неоперабельный рак пищевода. * * * Зоя Флоридовна. * * * – Какое с вашей стороны будет мнение? * * * – Я вас хочу спросить словесно… * * * В халате длинный, очкастый, лысый. Ходит с поилочкой и поит больную мать. Она лежит желтая. Оранжевая. Будто выкрашена в растворе стрептоцида. * * * Напротив по коридору – мужчины. Стук костей домино. * * * – Каких только болезней не бывает! Подумать только! Ресниц и веснушек – на троих человек. * * * – Вы мне отвечаете за все сердца! * * * – Больше всего не люблю дежурить в справочной. Как говорить: «Надежды нет»? * * * – Его бы после такой операции – на два-три месяца в санаторий. Как в Швеции делают. А [у нас] он пойдет в пятиметровую комнату. * * * Неоперационный день легче. Послеоперационный – куда труднее. * * * Хирург долго глядит на эту огромную толстую женскую ногу, которую он должен сейчас ампутировать. – За мной, ребята! – говорит он и решительным жестом делает первый надрез. * * * – Разлука ты, разлука. – С кем же у вас разлука? – Со свободой. * * * – Можно ли глохнуть, если несчастен? Нельзя. Умирай, погибай, а душа пускай будет жива. * * * Раздумья крупной солью я посыпаю веселье. * * * Поливанова кто-то со страшной силой хлопает по плечу: – Здоро́во! Поливанов видит: незнакомый, ошибка. Но страшно зол за удар. Поэтому, когда тот спрашивает: – Ну, как Федор Федорович? – Удар хватил. |