
Онлайн книга «Надежда "Дерзкого"»
– Да, сэр. – Хорошо. – Я взял микрофон и объявил по всему кораблю: – Отбой! Мы с Филипом вернулись на мостик. – Что вы задумали, сэр? – спросил он. – Учения по лазерной стрельбе. – Я взял микрофон. – Сразу после тревоги? – удивился Филип. Вместо ответа я взял микрофон и отдал приказ об учениях. После полудня я дважды включал тревогу и снова провел учения по стрельбе. На лицах матросов можно было прочесть озлобление, но они еще не вышли из-под контроля. Во время ужина, сразу после традиционной молитвы, я сделал объявление: – Испытания сверхсветового двигателя возобновятся под наблюдением главного инженера. Он решит, какую можно подать мощность, не нанеся вреда кораблю. Не успел я договорить, как Елена Бартель, вскочив, взволнованно спросила: – Можно провести испытания сегодня?! Следом со всех сторон посыпались просьбы: – Сэр! Пожалуйста! – Сэр! Можно сегодня?! Я хотел отложить испытания до завтра, но не рискнул – слишком велик был напор. На экране снова заплясали волны, картина, не имеющая ничего общего с нормальной работой сверхсветового двигателя. Повышение мощности не исправило положения. Однако шахта двигателя не перегрелась. – Если бы эти волны перевести в звуковые, получилась бы какофония типа джаза, – сказал Филип, разочарованно глядя на экран. Я зевнул. День выдался тяжелый, и мне было не до болтовни, хотелось отдохнуть. С какой стати я тут сижу? – Наблюдайте за испытаниями, мистер Таер. Если двигатель начнет перегреваться, немедленно их прекратите! – Есть, сэр. – Оставляю мостик на вас. – Вернувшись в каюту, я снял китель и, как обычно, аккуратно повесил его на спинку стула. Теперь мне самому приходилось заботиться о своей одежде, гладить ее, завтрака тоже никто не приносил. На «Дерзком» не было юнги, как на «Гибернии». Слава Богу, неподалеку находилась каюта гардемаринов – это несколько облегчало жизнь. Я ослабил ремень и галстук и почувствовал себя свободнее. И зачем мы только носим знаки отличия? Все это давным-давно устарело. В дверь кто-то поскребся, как мышь. Что это? Я замер, прислушался; сердце бешено колотилось. Странные звуки повторились. Ладно, будь что будет! Я решительно распахнул дверь. На пороге, опираясь на трость, стояла миссис Ривс. – ВЫ?! – поразился я. – Чего вы хотите? – Поговорить о… – Пассажирам не положено входить к командиру, миссис Ривс. – Я даже не дал ей договорить. – Знаю, – проскрипела она. – Но мне очень надо. – Приходите утром. Сейчас мне не до… – Командир, окажите любезность. Вы так молоды! И если уснете на несколько минут позже, с вами ничего не случится! Лишь из-за пожилого возраста миссис Ривс я не захлопнул дверь перед ее носом. – Входите. Она проковыляла в каюту, осмотрелась, не зная куда сесть, и с трудом опустилась в кресло у письменного стола, на которое я ей указал. – Вы, молодые, не понимаете, какое это счастье быть молодым и управлять своим телом, – начала она издалека. Чтобы не увязнуть в долгом разговоре, я промолчал, и она, видимо, заметив мое нетерпение, с улыбкой перешла к делу. – Ну что, будет работать мотор? – Она ткнула тростью в пол, наверняка имея в виду машинное отделение. – Пока идут испытания, миссис Ривс, я не могу… – Будет или не будет? – резко переспросила она. – Не будет, – признался я. В наступившей тишине старуха смотрела на меня осуждающе, надеясь пристыдить, и я невольно вспомнил отца, проверявшего у меня когда-то уроки. – Вы допустили большую ошибку, командир, – сказала она. – Возможно, непоправимую. – Хотите сказать, что не следовало заниматься двигателем? Но я не мог… – Нет, не в этом дело. Какая наглость! Перебить меня столь бесцеремонно! Я едва сдерживал ярость. – Если двигатель не заработает, вы проведете десятки лет на корабле, в ограниченном пространстве. Мне, слава Богу, это не грозит. Я свое взяла от жизни и смогу спокойно умереть. Но что делать остальным? Командир, они ни за что не согласятся до конца своих дней терпеть рабство, именуемое армейской дисциплиной. – Вас это не… – Мистер Сифорт, – снова перебила она меня, – я решила поговорить с вами, пока вы еще командир. Потому что вам уже недолго оставаться в своей должности. – Наплевать, – выпалил я и тут же спохватился: зачем откровенничать с какой-то старухой. – Вас могут убить. – Наплевать, – повторил я. – А зря, молодой человек! – Она строго постучала тростью по столу, словно призывая нерадивого ученика исправиться и слушать внимательно. – Жизнь и без того слишком коротка, а вы перед этими людьми в долгу. И просто обязаны исправить допущенную ошибку, изменить свое отношение к подчиненным. Кто, кроме вас, способен командовать кораблем? Главный инженер? Но стоит дать ему свободу – и он напьется в стельку. Гардемарин? Так ведь он еще мальчишка и ведет себя соответствующим образом. Комитет пассажиров? Но они некомпетентны! – Я командую как умею, – словно оправдываясь, ответил я мрачно. – Зачем вы так часто объявляете тревоги, будоражите экипаж? Они как угорелые носятся по всему кораблю. – Это учения. Боевая подготовка. – Подготовка к чему? Хотите превратить экипаж в роботов, заставить подчиняться любому дурацкому приказу? Не этого следует требовать от людей. Пусть учатся жить дружно. Вместе трудиться, чтобы выстоять. – Это военный корабль, – возразил я. – Был. От этого короткого слова я вздрогнул, будто от выстрела. – Нас никто не отправлял в отставку. «Дерзкий» по-прежнему в строю, – не сдавался я. – У нас есть надежда добраться до дома. – Если лететь с такой скоростью, вряд ли кто-нибудь доживет до возвращения. Неужели не понимаете? Людям надо создать человеческие условия, не сталкивать их лбами друг с другом, не держать в постоянном страхе, не подвергать стрессам. Короче, не делать того, что постоянно делаете вы. – Миссис Ривс, мой долг не в том, чтобы создавать те или иные условия. Я обязан поддерживать на корабле воинскую дисциплину и армейский порядок. – Вы уверены, что выполняете долг, о котором говорите? – Уверен, – ответил я, не понимая, к чему она клонит. – По крайней мере стараюсь. – Тогда почему вы и ваш помощник, этот мальчик, стали носить при себе оружие? |