Книга Корона из пепла, страница 37 – Рэй Карсон

Наконец я позволила себе взглянуть на свою грудь. Это самая мягкая часть меня, и тяжелая — днем удобнее, когда она убрана в корсаж. Без корсажа грудь полная и низкая, достаточно, чтобы уравновесить полноту бедер. Глядя на свою грудь, я поняла, как прохладен воздух вокруг.

Химена всегда говорила мне, что мужчины замечают такую грудь, как моя. Я не замечала, чтоб кто-нибудь замечал. Но может, я не заметила бы? Мара говорила, что я трогательно невежественна в любовных делах.

Медленно, зардевшись, я подняла правую руку и обхватила левую грудь. Я осторожно сжала руку, не зная, чего мне хочется: понять, что чувствует рука или грудь.

— Элиза?

Я обернулась, опустила руку.

Это была Мара. Она стояла у выхода из комнаты прислуги, с растрепанными волосами и заспанными глазами.

— Мне показалось, я что-то услышала. Все в порядке?

Она сотни раз видела меня обнаженной, но у меня было смутное ощущение, что меня застали за чем-то постыдным.

— Все хорошо. Я не могла уснуть.

Она посмотрела на меня, будто что-то обдумывала. Потом махнула рукой в сторону своей комнаты.

— Не хотите посидеть со мной немного?

Я наклонилась, подняла сорочку и поспешно накинула на себя. Потом пошла за Марой в ее комнату.

Она села на одну из нижних кроватей и жестом пригласила меня сесть рядом.

— Садитесь, — сказала она, будто это она была королевой, а я — служанкой.

Я села.

— Можете говорить со мной, о чем хотите, вы ведь знаете, — сказала она.

— Знаю.

Свет луны проникал сквозь высокое окно и озарял стену над нашими головами, оставляя нас в тени. Темнота и терпеливое молчание Мары придали мне смелости, я спросила:

— Мара, у тебя был любовник?

Она ответила без колебаний:

— Да. Два.

— Ах.

Как у такой молодой девушки могло быть уже два любовника? Мне ужасно хотелось расспросить о них, узнать, разбил ли кто-нибудь из них ей сердце. Но я не могла заставить себя произнести этих слов.

— Я вам расскажу о них, если хотите, — сказала она.

О Боже, спасибо.

— Хорошо. Да.

— Первый был, когда мне было пятнадцать. Он был на два года старше, невинный, как и я. Мы заигрывали друг с другом неделю или две. Это был самый красивый мальчик из всех. Однажды я пошла пасти отцовскую овцу в ущелье. Он пошел со мной, и мне казалось, что это так романтично. Мы начали целоваться, а потом раздевать друг друга, а потом я почувствовала, что лежу прямо на земле, было очень холодно, овца убежала… Я передумала делать то, что мы делали. Но он ничего не сказал. Просто продолжал. Несколько секунд было больно — и все. На следующий день в деревне он не обращал на меня внимания. Мы почти не говорили с ним весь следующий год.

Я в ужасе смотрела на ее темный силуэт в полутьме.

— Это… мне так жаль. Это звучит… ужасно.

Она пожала плечами.

— Это не было так уж плохо. Знаете, мой отец был священником в нашей деревне. Он был очень строг. Он говорил, что может определить, если девушка потеряла девственность, просто по ее походке. И много дней после того, что случилось, я ходила очень осторожно, боясь, что он все узнает. Но он так и не узнал. Я осталась точно такой же, какой была раньше. Ну, может быть, стала немного умнее.

Сердце у меня тяжело билось.

— А потом было очень неприятно? — спросила я. — Когда он не обращал на тебя внимания?

— Да. Я жалела, что не подождала, не сказала ему «нет», не оттолкнула его. Но неприятно было только сначала. Мы оба скоро встретили кого-то другого.

— Да?

Она глубоко вздохнула, обдумывая предстоящий рассказ.

— Хулио был немного старше. Он не был красив, но был таким добрым. Я готовила лепешки на козьем молоке с кедровыми орехами и абрикосами в меду. Продавала их на рынке каждую неделю. Он всегда покупал несколько штук и всегда задерживался поболтать. Прошло несколько месяцев, прежде чем он впервые поцеловал меня. И еще несколько месяцев, прежде чем мы занялись любовью, что, кстати, было прекрасно. Мы много занимались любовью. Когда только могли. Он хотел просить у отца моей руки.

Я тихо спросила:

— Что с ним случилось? — хотя и догадывалась, каким будет ответ.

— Он погиб, когда инвирны сожгли деревню. Как раз перед тем как я встретила вас в лагере отца Алентина.

Я вспомнила. Сначала она была такой грустной. Казалось, что, встретив избранницу божью, она успокоилась.

— Ах, Мара.

— Я все еще скучаю о нем. Но вместе с тем я знаю, как мне повезло. Я могла бы остаться беременной после его смерти, ведь мы были беспечны. Мой отец мог бы узнать обо всем и поколотить меня. — Она указала на шрам над глазом. — У меня есть еще один такой же шрам между лопатками. Но Хулио, несмотря на шрамы, считал меня красивой.

Ее голос немного дрогнул, когда она произносила «красивой», я положила руку ей на плечо и слегка сжала.

— Ты действительно красива.

Она рассмеялась.

— Я знаю! Даже с этими ужасными шрамами. Хулио всегда говорил, что ему нравится моя улыбка. И мой нос! Скажите, ведь нос у меня правда прекрасный?

— У тебя прекрасный нос.

Она наклонилась ко мне. Ее мягкие волосы пахли жимолостью. Слегка дрожащим голосом она проговорила:

— Иногда, с тех пор как анимаги подожгли меня, я боюсь, что, может быть, теперь у меня слишком много шрамов. И шрамы от ожогов ведь особенно отвратительны, они заостренные, извилистые, странного цвета. Может, у меня никогда больше не будет любовника. Я не вынесу, если человек, в которого я влюблена… почувствует отвращение к моему телу.

Я прекрасно понимала это чувство. Я сама боялась момента, когда Алехандро с отвращением отвернется от меня. Но он умер прежде, чем я набралась смелости — или захотела — предстать перед ним обнаженной.

— И я боюсь, что то, что я испытала с Хулио, случается с человеком лишь раз в жизни, — сказала Мара. — Может, все мое счастье в любви уже позади.

Она пожала плечами.

— Я тоже этого боюсь.

Она вздохнула.

— Мне нравился Умберто. Он всегда улыбался, всегда был таким веселым. Я не знала, что вы любовники, пока вы не рассказали мне о нем.

— Мы не были любовниками.

— Вы никогда?..

— Никогда.

И как-то она поняла, что под «никогда» я имела в виду не только Умберто. Она сказала:

— У вас все еще будет. Вы королева, значит, это неизбежно. Вы выйдете замуж, и все будут настаивать, чтобы вы рожали детей, потому что должно быть несколько наследников престола.