
Онлайн книга «Корона из пепла»
— А наемники? — спросила она. — Вы знаете, кто их послал? Их схватили живыми или убили? Могут быть другие… Я подняла руку. — Не сейчас. Пожалуйста, позвольте мне отвлечься на заплесневелые пергаменты и высшую мудрость. Пожалуйста. Все трое переглянулись, и Никандро сказал: — Я покажу вам, что мы нашли. Он указал на скамью рядом со своей и подвинул масляную лампу, освобождая мне место за столом. Я села на скамью, и воспоминание пронзило мозг, как игла. В последний раз, когда я сидела здесь с отцом Никандро, он открыл мне, что меня держали в неведении относительно амулета и что мне судьбой предназначено узреть врата врага. И я была уверена, что уже побывала в воротах врага, когда попала в плен к инвирнам и меня едва не подвергли пыткам анимаги. Но может быть, это не так. Может быть, худшее еще впереди. — Вот это, — сказал он, указывая на лист пергамента, — «Богохульство Люцеро». Я вздрогнула. — Люцеро — это мое имя. Он кивнул. — Документ был предложен для канонизации как священный текст почти сто лет назад, но был отвергнут коллегией священников. — Не просто отвергнут, — перебил отец Алентин. — Он был запрещен. — Постойте. Сто лет? Это значит… — Он был твоим предшественником, — сказал Алентин. Люцеро. Был хранителем амулета до меня. Хотя он и жил сто лет назад, я вдруг почувствовала, что он ближе мне, чем кто-либо. Голос у меня задрожал, когда я спросила: — Так почему документ был запрещен? Химена сказала: — Во-первых, из-за ужасающей формы. Он был записан неграмотным человеком, оригинал изобилует орфографическими и грамматическими ошибками. По мнению коллегии, Господь никогда не допустил бы, чтобы его святые слова так искажались. Я посмотрела на пергамент. Рукопись полиняла от старости, но строки были ровные и четкие, буквы прекрасно написаны. — Так, значит, это копия. Никандро кивнул. — Копия копии копии, в этом не приходится сомневаться. Оригинал навсегда утрачен. Никто не считал его достаточно важным, чтобы сохранить. — И теперь вы считаете, что священники были неправы? Может быть, это не богохульство, а настоящий священный текст? — Нет, — сказала Химена, в то время как Алентин сказал: — Именно. Они дружески переглянулись. Затем Химена вздохнула и сказала: — Канонизация текста — непростое дело. Ей могут предшествовать века традиции. Веры. Нужно быть абсолютно уверенным, чтобы признать это настоящим словом божьим. Алентин сказал: — Но вы признаете такую возможность. У нас есть убедительное свидетельство. — Я признаю такую возможность. — Ага! — сказал он, будто одержал большую победу, и тут Химена, глядя на него, закатила глаза. Я никогда прежде не видела, чтобы она так демонстративно проявляла неуважение. — Тогда скажите мне, — вмешалась я. — Почему вы думаете, что этот текст должен быть признан священным? О чем он? Никандро прочистил горло. — Мастер Люцеро был бедным крестьянским мальчиком. Он не умел ни читать, ни писать. В предисловии сказано, что он рассказывал свои видения другу, который под диктовку записывал их на овечьей шкуре. Этот друг, как оказалось, тоже не очень хорошо умел писать и читать. Рукопись, если это можно так назвать, была принесена в близлежащий монастырь, но историю так и не удалось подтвердить. Мальчик исчез. Монахи искали его много лет, но тщетно. — И священники объявили это богохульством. Теперь было ясно почему. Они сочли странным, что Бог мог говорить через кого-то настолько бедного, убогого и совершенно неграмотного. Но мне понравилась эта идея. Было приятно сознавать, что Бог, может быть, не считает несовершенство препятствием для выражения своей воли на земле. — Получается, очень удобно, что он исчез, — проворчала Химена. — Не смог ответить на вопросы или предъявить монахам свой амулет. Алентин наклонился вперед, глаза его заблестели. — Но для хранителя амулета исчезнуть — это не странно. Например, триста лет назад другой мальчик испарился прямо из монастыря Альтапальмы, не закончив свою службу. Никто до сих пор не знает, что случилось. Я представила себе, как они бежали: от ожиданий, от страха, от бесконечных мнений других людей, о том, как им лучше выполнить волю божью. А может быть, они погибали молодыми, внезапно и неожиданно, как, похоже, происходит с большинством хранителей. Я примирилась с этим, еще когда жила в пустыне — что я скорее всего умру молодой во славу божию. Я сказала: — Почему вы считаете, что послание этого мальчика стоит принимать всерьез? — Люцеро многое знал, — сказал Никандро. — Знал вещи, недоступные простому неграмотному крестьянскому мальчишке. Не буду вдаваться в детали, но их было достаточно, чтобы заставить меня задуматься. И внимательно прочесть документ. А потом я нашел вот это. — Он пальцем указал мне в тексте нужный отрывок: — Ваше величество, прочтите это. Я наклонилась вперед, дрожа от нетерпения, от предвкушения открытия. — Врата, ведущие к жизни, узки и малы, и немногие отыщут их. — Я подняла глаза. — Тут ничего нового. Те же слова есть в Священной Книге. — Читайте дальше, — сказала Химена. — Лишь победитель пройдет через них и найдет зафиру, ибо неиссякаемый источник его власти поведет его. И вся сила этого мира войдет в него и по воле божьей обретет он жизнь вечную. Никто не сравнится с ним, враги его будут разбиты, тысячи подчинятся его воле. Вся сила этого мира. Мой амулет приветственно дернулся от этих слов, посылая волны тепла вдоль позвоночника. — Зафира, — сказала Химена. — Точно как сказал инвирн, — добавил Алентин. — Откуда необразованный мальчик мог знать это слово? — спросил Никандро, в его тихом голосе звучало благоговение. — Оно не употреблялось с тех пор, как первые люди пришли в этот мир. Оно даже старше древнего языка. В глазах у меня потемнело, от ужаса, от восторга или истощения, оставшегося после того, как я исцелила Гектора. Я спросила: — Что же это такое — зафира? Алентин сказал: — В «Божественном откровении» сказано, что волшебство струится по коже мира и что раз в четыре поколения Бог призывает победителя носить его метку и волшебством бороться с волшебством. — Мне нравилось, как ритмически звучал его голос каждый раз, когда он цитировал Священную Книгу. Этот голос переносил меня прямо в нашу пещеру в пустыне, где он давал мне уроки, сидя прямо на песке и выводя пальцем по пыли буквы. |