Книга Унция или Драгоценное Ничто, страница 62 – Андрей Морсин

– Значит, республика на полпути обратно к королевству?

– Ага, на нём, – Медина спустила стройные ноги на пол. – Осталось законы переписать, так что жду не дождусь твоего представления.

– Пока всё идёт по плану, – он снял бабочку, распахивая ворот крахмальной сорочки.

– Тогда поведай, как собираешься учинить мой триумф, – она вытянула ножку, покрутила туфелькой, любуясь бриллиантовой пряжкой.

– Не учинить, а устроить.

– Не придирайся!

Ногус поглядел на ножку, потом на пряжку, вздохнул, вставая.

– У меня есть координаты одного волшебного амфитеатра, – прошёлся вдоль ковра, разглядывая замысловатый восточный орнамент.

– Театра? – Медина вытянула вторую ногу, откидываясь, как на трапеции.

– Одного… сердца с такой божественной музыкой, что все поверят, будто ты преображённая Королева-Соловей!

– Какая-какая? Преобнажённая? – игриво коснулась воротника.

– Пре-об-ражённая! – Ногус потряс растопыренной пятернёй перед своим лицом. – Та, что стала ещё лучше.

– Так, стоит записать, – она взяла со столика книжицу в кожаном переплёте. – Полюбуйся, это я! – продемонстрировала пантеру с золотой коронкой, вытисненную на обложке.

– Недурно, гм… но не похоже: у тебя хвоста нет и… короны.

Женщина хохотнула:

– Тут ты поможешь. А хвоста и не должно быть, потому что это моё… – поискала в книжице, – моё… «аль-тер э-го»! – прочитала по складам.

– Ого, какие ты теперь знаешь слова! – он разгладил бабочку на ладони. – Готовишься к новой роли?

– А как же, – Медина вытащила из переплёта золотой карандашик. – Так, давай ещё раз и помедленнее.

– А в музее опись имущества имеется? – Ногус посмотрел, как она старательно водит карандашиком.

– Это зачем?

Он отошёл к гобелену с изображением древней баталии.

– Ценности требуют бережного хранения, и… мне бы всё-таки хотелось взглянуть на принцессу.

Медина вскочила, как ошпаренная:

– Это зачем тебе на неё глядеть?

– Её некоторые способности нам бы не помешали.

Она подошла, сверля мужчину взглядом:

– Не помешали? Я-то знаю, кто она на самом деле! Она только прикидывается слабой и несчастной! Или ты решил, она тебе советы будет давать?

– И в мыслях не было! – Иеронимус с удивлением смотрел на свою недавнюю протеже.

– А как я узнаю, было или нет? – наступала Медина. – Я этим вашим пускостопом пользоваться не умею!

Он склонился, принялся ловить смуглую ручку:

– Я мчался через весь свет, ночами не спал, вёл переговоры, оплачивал счета, улаживал, устраивал – всё только ради тебя, ради нашей цели! Ты бы знала, скольких трудов стоило подготовить всё за такой короткий срок – сделать проект, собрать оркестр, найти органиста, настоящего кантора, смыслящего в алгебре, – покрыл ручку короткими, словно клевки, поцелуями. – И поверь, тут не только одно стремление помочь, но и огромное желание сделать тебя счастливой!

Красотка выдернула руку, но осталась на месте.

– Когда ты уехала, – мужчина ловил её взгляд, – я почувствовал себя странствующим рыцарем, который отправляется на поиски своей прекрасной дамы! Каждый день, пока я летел к твоему острову, я не переставал думать о тебе! Скажи, ты соскучилась хоть капельку? – спросил заискивающе.

Медина смотрела неподвижно, словно высчитывая длину аккуратных усиков.

– Ты говоришь не о том, Иероша! – в её голосе звучали ледяные нотки.

– Но как же, не о том? – крылья орлиного носа поднялись, словно тот собрался улететь с бледной, унылой физиономии и приземлиться на более загорелой и привлекательной. – Поверь, всё, что я делаю, я делаю ради…

– Своих плантаций, – она чиркнула карандашиком по воздуху.

– Нет, уверяю! – Ногус аккуратно встал на одно колено. – Ещё в Альпах я решил, что скажу тебе непременно… Вот представь человека, который стоит в чистом поле, собираясь прилечь отдохнуть, гм… или не собираясь отдыхать, неважно, и тут на него обрушивается бурный поток – вот так! Внезапно! Вдруг! И несёт и кружит с удивительной силой! Несёт и кружит, несёт и кружит! Этот поток не даёт возможности обернуться, посмотреть по сторонам, смазывает все картины в одно невообразимое пятно, заставляет забыть обо всём, сжимает в объятиях своих вихрей, вносит смятение в самое серд…

Красотка хлопнула книжицей по столику, и Иеронимус оборвал тираду, словно прогремел пистолетный выстрел. Дверь тут же приоткрылась, и в проёме появился шлем с перьями.

– Это я не тебе, олух! – опекунша махнула, и перья скрылись. – Кстати, буква «с» у нас до буквы «о» или после? – раскрыла свой требник.

– Какая… – мужчина смешался, – буква?!

– С-с-с, – бесстрастно повторила она. – До или после?

– Э-э… кажется, после.

– Ты уверен?

Маг прикрыл лоб дрожащей лапкой:

– Уверен.

– Сэ, сэ, сэ, – она поплевала на пальчики. – Так, «Савская царевна», ага! «с-концерт-тируйся», не, «скон-цен-три-руйся» на главном, Иероша!

Мужчина понуро поднялся, отряхнул брючину.

– Что именно тебя интересует?

– Твоя подготовка к учинению моего триумфа.

Он поглядел на золотой карандашик в ухоженных пальчиках, вздохнул.

– Амфитеатр возводят из готовых конструкций, – зашагал по комнате, глядя в пол. – Если Колизей Флавиев вмещал до семидесяти тысяч, сюда легко поместится весь твой остров.

– И как ты думаешь собрать столько народа? Я же по своему… – поискала на заложенной странице, – «о-блин-ку» не смогу загнать всех пинками.

– Это и не потребуется, – Ногус сунул бабочку в карман. – Я публично обещал показать людям рай!

– Только и всего?

– Твоих будущих подданных я приглашаю бесплатно! – сделал ударение на «я».

– Уже кое-что. Только как ты собрался это сделать, ты что, Господь Бог?

– Нет, но музыка, которая звучит в том волшебном сердце, куда ярче всего, что твои аборигены видели в своей серой жизни!

– Кто видели?

– Местные жители.

– Записать?

– Не стоит.

– Значит, ярче?

– Да.

– Железно ярче?

– Железно.

– Так-то лучше! А, кстати, где наш гений? – она царапнула коготками воздух, пародируя профессора Пупа, хватающего мысли. – Всё сидит в своём шкафу? Ты вообще взял его с собой?

– Нет, он в Альпах, – Ногус поморщился, пытаясь вспомнить, как они с профессором расстались, но не смог – в этом месте уселась жирная клякса. Несколько мгновений он стоял неподвижно, вперив взгляд в шерстяной померанец ковра, потом направился к саквояжу и тубусу, оставленным у входа.