– Конечно. Мы обязательно смываем с раненых грязь и кровь.
– Вот всего мыла? С ног до головы? – не унимался Тедди.
– Ах ты… – Шарлотта потеряла дар речи от такой наглости. – Знаешь, я тебя в процессе не разглядывала. Была занята тем, что умирала от страха за твою жизнь и останавливала кровь из твоих ран. Всего хорошего, капрал, поправляйтесь.
Она буквально вылетела из палатки, но в следующий раз пришла как ни в чем не бывало.
– А знаешь, кто у нас старшая сестра? Мелани Кармайкл.
– Кто это?
– Она училась со мной и Анной. Высокая, темноволосая. Суфражистка, помнишь?
– А, носатая и странная? Понял. Так бы сразу и сказала.
– Тише ты! Она тут главнее нас обоих вместе взятых.
Сил у Тедди хватало только на короткие беседы с Шарлоттой. Когда она уходила, он засыпал или просто дремал. Боль постепенно покидала тело, оставшись только в районе сломанного ребра и на лице. Неглубокие раны от осколков, прошедших в основном по касательной, почти никакого неудобства не доставляли. Неприятно покалывало обожженные участки кожи, но это можно было терпеть.
Он старался спать днем, чтобы не пропустить дежурство Шарлотты. Иногда выдавались относительно спокойные ночи, и она сидела в палате Тедди и писала письма. Не так часто – домой, но больше – родственникам погибших. Семьям солдат, отдавших жизнь за Родину, было важно знать, что их дорогой человек скончался «с миром и без боли» – именно эта фраза содержалась в каждом письме, хотя мало соответствовала действительности.
Шарлотта писала письма механически, стараясь не представлять, как отреагируют адресаты, получив горестную весть. Но она любила писать другие – те, что диктовали ей раненые, которые не могли держать карандаш самостоятельно. Каждое такое послание было маленькой книгой, из которой Шарлотта узнавала имена тех, кто остался в Англии, мимолетные воспоминания, трогательные моменты.
Шарлотта заставила и Тедди продиктовать ей письмо для семьи. Как она и предполагала, он почти не писал домой. Тедди согласился только при условии, что адресатом будет Амелия. Отцу писать он не хотел.
– Амелия тебе пишет? – осторожно поинтересовалась Шарлотта, вовсе не собираясь выдавать тайну «сестры Эмми Роббинс», которую в свое время пыталась уберечь от того, что сейчас происходило с ней самой, – от романа с раненым.
– Нет, хотя обещала. Мы же родственники, это у нас фамильное, – усмехнулся Тедди. – Я не люблю писать. Хотя, можно я пришлю тебе письмо, когда поправлюсь и вернусь в строй?
– Сколько угодно писем.
Шарлотта не смотрела на Тедди, сосредоточенно выводя на конверте имя Амелии Гастингс, а он, разумеется, не сказал ей, что постоянную переписку поддерживает только с Блэкки.
– В первую ночь здесь я видел тебя в бреду, – сказал он. – Точнее, был уверен, что это бред. Но тогда была мысль, что я умер.
– Не я встречала бы тебя на небесах, а твоя жена, – ответила Шарлотта и заклеила конверт.
– У меня пострадала та же сторона лица, что у Изабеллы. Как думаешь, это расплата?
– Мы трое достаточно заплатили за ошибку. Это просто совпадение.
– Шарлотта, ты ушла от Уайта? – неожиданно спросил Тедди.
– Это по-прежнему не твое дело, – спокойно ответила Шарлотта, сложив руки поверх готового письма.
– Он тебе пишет?
– Да, и я ему тоже. На этом тему моего брака я хотела бы закрыть.
Шарлотта промолчала о том, что знали и она, и Уилл, но ни один из них не мог сказать, точнее, написать друг другу. Она давно думала о себе как о свободной женщине. Наверное, Мейгрид была права, считая регистрацию брака без венчания ничего не значащей бумажной сделкой.
8
Приближалась вторая зима, а война и не думала прекращаться. Каптенармус, пересчитав печки-буржуйки на складе, заказал еще – с момента открытия госпиталя количество палат значительно выросло. Шарлотте выдали теплую шинель, шерстяные рейтузы и мужского вида сапоги. Но пока что ноябрь радовал теплой погодой, и сестра Уайт спрятала обновки под кровать.
Она работала теперь в дневную смену. Сегодня утром пришло письмо от Уильяма – в ответ на ее наконец-то высказанную просьбу о разводе. «Когда все закончится, Вы будете свободны, cher ami, я обещаю», – писал он.
Шарлотта ненавидела себя за жестокую просьбу в непростое для всех время, но ей казалось, что она предает брак, который, по сути, перестал существовать еще в порту Кале. Теперь она была наполовину честна с Уиллом. Он не знал о Тедди, но понял, что все точно закончилось.
Погруженная в раздумья, Шарлотта вошла в палату и увидела пустую кровать Тедди.
– Где капрал Гастингс? – спросила она медсестру, собиравшую подносы с пустой посудой у лежачих раненых.
– А, он гуляет с разрешения доктора.
Шарлотта вышла наружу. С разрешения доктора. Значит, скоро Тедди отправят обратно на фронт. Ребро срослось быстро – недели за три. Швы, разумеется, тоже сняли. А вот контузия оказалась сильнее, чем изначально определила Шарлотта. Тедди быстро уставал, много спал и ходил пошатываясь. Головные боли мучили, правда, значительно реже.
Шарлотта прошлась по территории, но не обнаружила его ни в столовой, ни в месте для отдыха, где раненые играли в карты и шахматы. Она даже заглянула в церковную палатку – там был только их священник, облаченный, как и все, в военную форму.
Тедди нашелся возле банных палаток. Стоя в одних брюках, он ожесточенно вытирал мокрые волосы. Шарлотта оглянулась – вокруг никого не было.
– Я слышу, как от холода стучат твои зубы, – сказала она насмешливо.
Тедди поднял голову и улыбнулся.
– Если подойдешь ближе, увидишь и кожу нежно-фиолетового оттенка.
– Благодарю, мне и отсюда прекрасно видно.
Тедди был гладко выбрит. На лице ярко выделялась вздувшаяся багровая полоса. Он отбросил тряпку, служившую полотенцем, и надел китель без опознавательных знаков – в госпитале раненые были просто пациентами, без принадлежности к подразделению, без наград, без признаков звания.
– Решил воспаление легких схватить?
– Неплохая идея, конечно. Удалось бы отдохнуть здесь еще месяцок, – усмехнулся Тедди. – На самом деле, просто решил привести себя в порядок. Когда теперь еще получится помыться? У тебя нет зеркала? Я брился на ощупь.
– С собой нет, конечно, – покачала головой Шарлотта. – Нам нельзя думать о красоте – уволят.
– Что еще вам нельзя? – Тедди ожег ее таким взглядом, что у Шарлотты едва не подкосились ноги.
– Ничего нельзя, – пробормотала она и сунула руку в карман белого передника. – Вот – это тебе. Еле раздобыла.
На ее ладони лежали помятая неполная пачка дешевых сигарет и коробок спичек.
