На лице Дарника выступили крупные капли пота. Он прикрыл
глаза ладонью, чтобы сосредоточиться. Гарион заметил, что все, затаив дыхание,
следят за мучительными усилиями друга осмыслить нечто, возможно, недоступное
пониманию всех присутствующих.
– Далазийцы пытаются что-то защитить, – продолжал
кузнец, – причем, должно быть, очень простое – по крайней мере, для них
самих. Но тем не менее они не желают, чтобы это постиг кто-либо посторонний.
Как жаль, что здесь нет Тофа! Он, возможно, смог бы все объяснить!
И тут глаза кузнеца чуть было не вылезли из орбит.
– Что такое, дорогой? – заботливо спросила
Польгара.
– Не может быть! – воскликнул Дарник, придя в
крайнее возбуждение. – Невозможно!
– Дарник! – произнесла она, уже раздражаясь.
– Ты помнишь, когда мы с Тофом впервые начали
разговаривать – ну, объясняться жестами? – Дарник говорил теперь стремительно,
на одном дыхании. – Мы вместе работали, а если с кем-то трудишься бок о
бок, то вскоре начинаешь прекрасно понимать, что твой товарищ делает и даже о
чем он думает. – Он уставился на Шелка. – Ведь ты, Гарион и Пол
говорите на языке жестов?
– Да.
– Вы все видели, как жестикулирует Тоф. А разве можно
на вашем тайном языке говорить так же красноречиво, как он это делает?
Гарион уже знал ответ.
Шелк растерянно сказал:
– Нет... Это никак невозможно.
– А между тем я всегда точно знаю, что он
говорит, – настаивал на своем Дарник. – Сами по себе жесты ничего не
значат. Он жестикулирует, просто чтобы дать мне понять... – На лице
Дарника отразился благоговейный страх. – Он просто передает мне свои мысли
– без единого слова. Он вынужден так делать – ведь он просто не может говорить.
А вдруг этот вот шепот – точь-в-точь то же самое? Ну, если это разговор
далазийцев друг с другом? Вдруг они умеют общаться друг с другом на расстоянии?
– И сквозь время также, – ошарашенно пробормотал
Бельдин. – Помнишь, о чем поведал нам твой немой друг-великан, когда мы
пришли в Келль? Он сказал, что ничто из когда-либо совершенного далазийцами не
забыто и что каждый из ныне живущих знает все, когда-либо ведомое далазийцам
прошлых веков!
– Твое предположение абсурдно, Бельдин, – насмешливо
прищурился Бельгарат.
– Ни в малейшей степени. Так происходит у муравьев. И у
пчел.
– Но мы не муравьи. И не пчелы.
– Я могу делать почти все, на что способна
пчела. – Горбун пожал плечами. – Вот только не умею делать мед.
Уверен, что даже ты смог бы соорудить вполне приличный муравейник.
– Не потрудитесь ли объяснить, о чем это вы
толкуете? – сердито спросила Сенедра.
– Они намекают на возможность объединенного разума,
дорогая, – спокойно сказала Польгара. – Правда, делают это не слишком
хорошо, но именно это они имеют в виду. – Она одарила стариков
снисходительной усмешкой. – Существуют некоторые виды живых существ – в
основном насекомые, – которые по отдельности не обладают разумом, но
сообщество таких существ владеет истинной мудростью. Пчелка-одиночка не блещет
умом, но пчелиный рой прекрасно знает обо всем, что с ним когда-либо
происходило.
В комнату вбежала волчица, цокая когтями по мраморному полу.
За нею весело трусил волчонок.
– Так и у волков, – подтвердила она, обнаружив тем
самым, что подслушивала у дверей.
– Что она сказала? – спросил Шелк.
– Говорит, что в волчьей стае действует тот же
закон, – перевел Гарион. И тут он кое-что вспомнил. – Однажды я
беседовал с Хеттаром, и по его словам, нечто подобное происходит и у лошадей.
Они даже не мыслят себя поодиночке – только как часть табуна.
– Неужели такое возможно и у людей? – недоверчиво
спросила Бархотка.
– Есть верный способ это выяснить, – откликнулась
Польгара.
– Не смей, Пол! – решительно воспротивился Бельгарат. –
Это чересчур опасно. Тебя может втянуть эта бездна, и ты никогда уже не
вырвешься на волю.
– Нет, отец, – совершенно спокойно отвечала
Польгара. – Далазийцы могут просто не впустить меня, но ни причинять мне
вред, ни удерживать меня насильно они не станут.
– Откуда ты знаешь?
– Просто знаю – и все.
И она закрыла глаза.
Глава 6
Все со страхом следили за Польгарой, поднявшей вверх
безмятежное и прекрасное лицо. Закрыв глаза, она сосредоточивалась. Затем на
лице ее отразилась борьба.
– Ну, что? – спросил Бельгарат.
– Тише, отец. Я слушаю.
Он принялся нетерпеливо барабанить пальцами по спинке стула,
а другие затаили дыхание.
Но вот Польгара открыла глаза и вздохнула с сожалением.
– Он огромен, – очень тихо произнесла она. –
В нем – все мысли, когда-либо посещавшие людские умы, и все людские
воспоминания. Он помнит даже зарю мира, а вместе с ним и каждый далазиец.
– А теперь и ты? – спросил Бельгарат.
– Это было лишь краткое мгновение, отец. Мне позволили
уловить лишь общий абрис. Хотя кое-что надежно скрыто от посторонних.
– Этого следовало ожидать, – сердито буркнул
Бельдин. – Так они и позволили узнать нечто такое, что может дать нам хотя
бы малейшее преимущество! Они, словно собака на сене, сидят на этой тайне с
сотворения мира!
Польгара снова вздохнула и опустилась на низенький диван.
– Ты хорошо себя чувствуешь, Пол? – заботливо
спросил Дарник.
– Прекрасно, дорогой, – ответила она. –
Просто какое-то время – совсем недолго – видела нечто... невероятное, а потом
меня просто попросили удалиться.
Глаза Шелка сузились.
– Как думаешь, не будут они возражать, если мы выйдем
из дома и осмотрим окрестности?
– Нет. Они не против.
– Тогда это первое, что мы сделаем, – предложил
маленький человечек. – Нам известно, что именно далазийцам принадлежит
право Последнего выбора – по крайней мере, это относится к Цирадис. Но,
возможно, эта их сверхдуша, или как там ее, напрямую руководит пророчицей и
подскажет ей ответ.
– Весьма любопытный термин, Хелдар, – заметил
Бельдин.
– Какой?
