– Спасибо.
Она быстро прошла через гостиную в спальню и закрыла за
собой дверь.
Мейсон подошел к окну, поднял жалюзи, и утреннее солнце
заглянуло в комнату. Он осмотрелся.
Удивила мешанина очень дорогих и очень дешевых вещей.
Маленький красивый восточный коврик подчеркивал безобразие лежавшего подле него
большого бесцветного ковра. Предметы мебели были в основном удобны, дороги и
подобраны со вкусом. Приятный тон спокойной роскоши нарушался простыми вещами,
дешевизна которых подчеркивалась соседством дорогих предметов.
Пепельница на столе была полна окурков, на некоторых – следы
губной помады. В маленькой кухоньке Мейсон нашел пустую бутылку из-под виски,
две бутылки из-под содовой и два стакана.
В углу гостиной стоял прекрасный ореховый секретер. Мейсон,
секунду поколебавшись, быстро пересек комнату и потянул резную ручку, верхнюю
справа. Дверца была заперта.
Мейсон подошел к столу посередине комнаты, уселся на стуле,
положив ногу на ногу, взял старый журнал и принялся ждать.
Минут через пять из спальни вышла молодая женщина в простом
и удобном домашнем платье, подчеркивающем округлости прекрасной фигуры. Туго
облегавшие чулки и элегантные туфельки на среднем каблуке красовались на ногах.
Она умела их показать.
– С утра я не в себе, если не выпью кофе, мистер Мейсон. С
вашего разрешения, включу кофеварку. Вы уже завтракали?
– О да, – ответил Мейсон.
– Наверное, думаете, что я очень ленива, – засмеялась она, –
но… не составите ли мне компанию?
– Благодарю. Охотно.
Пока она на кухне готовила кофе, Мейсон прогуливался по
комнате.
– У вас хорошая квартира, – одобрил он.
– Достаточно просторна, – согласилась хозяйка, – и по утрам
солнце заглядывает. Дом немного старомодный, но удобный. В нем не тесно и есть
собственный гараж. В современных домах так не бывает.
– Вижу портативную машинку. Вы умеете печатать?
Она рассмеялась:
– Иногда пишу письма. Когда-то намеревалась удивить мир
гениальной американской повестью. Но для этого оказалась слишком глупа и
ленива.
Мейсон поднял чехол машинки.
– Можно кое-что напечатать? Беспокоит одно дело, и пока вас
ждал, кое-что вспомнил. Боюсь, вылетит из головы. Хочется записать, если
позволите…
– Конечно, пожалуйста, – ответила она, – пишите. Бумага в
ящике стола. Я вернусь быстро, только приготовлю тосты и сварю яйцо. Может
быть, и вы что-нибудь съедите?
– Нет, благодарю вас. Я уже позавтракал. Только кофе.
Мейсон выдвинул ящик стола и увидел почтовую бумагу двух
видов – обычную, чаще всего употребляемую для машинописи, и более дорогую,
розовую. Детективным агентством Дрейка получено письмо как раз на такой бумаге.
Мейсон заложил розовый лист в машинку и быстро написал
заметку о фиктивном деле, о важном завещании и допросе несуществующего
свидетеля со стороны несуществующей защиты. Кончив писать, зачехлил машинку.
Из кухоньки донесся приятный запах, и через минуту Люсиль
Бартон внесла поднос с двумя чашечками кофе, с тостами, бутылочкой сливок и
яйцом.
– Вы правда ничего не хотите?
– Спасибо. Выпью кофе.
Она поставила поднос на стол и сказала:
– Устраивайтесь поудобнее, мистер Мейсон. Я весьма польщена
вашим визитом и в то же время побаиваюсь.
– И чего же вы боитесь?
– Не знаю. Когда приходит адвокат, особенно такой известный,
как вы, можно представить… Да ладно, зачем играть в догадки. Выпьем кофе, а
после поговорим о том, что вас ко мне привело.
Она отпила глоток, прибавила сливок и сахару, налила сливки
в чашку Мейсона и подала сахарницу. Через минуту снова начала:
– Надеюсь, это не очень серьезно. Что я натворила, мистер
Мейсон?
– Ничего, насколько мне известно, – ответил Мейсон. –
Прекрасный кофе.
– Спасибо.
– Разрешите закурить?
– Пожалуйста.
Мейсон вынул портсигар и закурил.
Люсиль Бартон откусывала тост, внимательно приглядываясь к
адвокату и улыбаясь каждый раз, когда замечала, что он на нее смотрит.
Мейсон подумал, что ей около тридцати. Хорошо знает жизнь,
умеет ориентироваться в делах, хотя внешне вроде бы ничто не свидетельствовало
о большом жизненном опыте. Она казалась естественно наивной и доброжелательной
к новому знакомому, словно щенок, который живет в собственном беззаботном мире
и ластится к каждому.
– Когда начнем? – спросила она.
– Можно сейчас, – ответил Мейсон. – Где вы были третьего
числа, то есть позавчера, во второй половине дня?
– О боже мой! – рассмеялась она.
– Так где же?
– Это что, шутка? – Она вопросительно подняла брови. – Или в
самом деле желаете знать?
– Да.
– Третьего… Минуточку, дайте вспомнить… О нет, мистер
Мейсон, я не могу сказать.
– Вы ведете дневник?
– Простите, но вы ведь не считаете, что я настолько глупа?
Мейсон поправился:
– Скажем иначе. Были ли вы у перекрестка Хикман-авеню и
Вермесилло-драйв?
– Третьего?
– Третьего.
Она медленно покачала головой:
– Нет, не думаю, чтобы я там была.
– Попробуем по-другому, – сказал Мейсон. – У меня есть
основания предположить, что вы были там в светлой машине с каким-то мужчиной. У
нее спустила шина, и вы подъехали к тротуару, чтобы сменить ее. Как раз когда
вы готовы были отъехать, на перекрестке произошел несчастный случай, и вы
обратили внимание на столкнувшиеся машины. Одна из них – черный…
Она энергично затрясла головой и прервала его:
– Мистер Мейсон, это какое-то недоразумение. Сейчас не могу
вспомнить, где была, но наверняка не видела никакого происшествия на протяжении
последних двух недель и не ехала ни на одной машине с неисправным колесом. Не
думаете же вы, что подобное легко забывается?
– Пожалуй что так.
– Уверена, такого я бы не забыла… Но почему вас это
интересует?
– Я представляю интересы тех, кто находился в поврежденном
автомобиле. У одного из них, двадцатидвухлетнего Боба Финчли, в результате
столкновения сломано бедро. Надеюсь, срастется и он не останется калекой, но
состояние серьезное, и в лучшем случае пройдет много времени, прежде чем…
