Мистер Водворт забрал у Чарли пистолет и ошеломленно изрек:
– Он промахнулся!
Юный лорд Солтвуд, осознав, что ранил самого меткого стрелка в городе, а сам при этом остался невредимым, чуть не упал в обморок. Немного придя в себя, он оттолкнул мистера Водворта, бросился к толпящимся вокруг Ротерфильда и услышал неприятный голос противника:
– Молокосос стреляет лучше, чем я ожидал! Ой, Нед, поди к черту! Ничего страшного, просто царапина!
– Милорд! – пролепетал Солтвуд. – Приношу свои извинения за…
– Не сейчас, не сейчас! – раздраженно бросил врач.
Кто-то дал Чарли знак удалиться. Он попытался еще раз попросить прощения у Ротерфильда, однако секунданты решительно его увели.
3
– Такого я еще в жизни не видывал! – воскликнул мистер Водворт, когда Доротея затащила его в маленькую гостиную и велела рассказывать, как все прошло. – Ты себе не представляешь! Только ни слова Чарли! Ротерфильд промахнулся!
Девушка широко раскрыла глаза.
– Выстрелил в воздух?
– Нет-нет! Он бы ни за что не выстрелил в воздух! Черт побери, Долли, этим он признал бы вину за собой. Не скрою, чувствовал я себя ужасно. У Ротерфильда был мрачный вид. И улыбался он подозрительно. Мне это совсем не понравилось. Клянусь, он очень хорошо прицелился и выстрелил за секунду до Чарли – пуля буквально просвистела у парня над ухом! А Чарли попал ему в плечо. Вряд ли что-то серьезное… Знаешь, не удивлюсь, если вся эта история пойдет на пользу твоему брату. Он попытался извиниться перед Ротерфильдом прямо на месте, а потом ездил на Маунт-стрит. Его не пустили: дворецкий сказал, что его светлость не принимает посетителей. Чарли здорово перепугался, так что теперь он прижмет хвост. Только прошу, не проболтайся, Долли!
Доротея заверила, что будет нема как рыба. Попытка разузнать, кто, кроме лорда Ротерфильда, живет на Маунт-стрит, не помогла ей выяснить личность незнакомца, который все это время занимал ее мысли. Мистер Водворт перечислил несколько имен, однако на вопрос о том, кто из этих джентльменов скорее похож на полубога, чем на обычного смертного, ответил, что ни один из них даже отдаленно не соответствует описанию мисс Солтвуд. Затем он вдруг подозрительно на нее посмотрел, потому Доротея была вынуждена прекратить допрос и изыскать другие способы установить имя неизвестного защитника Чарли. Это ей никак не удавалось. Даже явившись в сопровождении горничной на Маунт-стрит, она не сумела опознать дом, где давеча нашла убежище. Девушка мечтала, что незнакомец ей напишет, однако шансы с самого начала были призрачными, а концу недели и вовсе исчезли. Оставалось лишь надеяться на случайную встречу, во время которой она поблагодарит его за оказанную услугу. Между тем Доротея ощущала подавленность и вела себя настолько тихо и правильно, что даже Августа, которая часто выражала желание усмирить необузданный нрав сестры, осведомилась, уж не захворала ли она. Леди Солтвуд, испугавшись, что дочь угасает, сама немедленно слегла с сильнейшим приступом.
Прежде чем такая крайняя мера для излечения младшей мисс Солтвуд, как немедленный вывод ее в свет, несмотря на бурные возражения сестры, была серьезно рассмотрена матерью, болезнь Доротеи внезапно прошла. В послеобеденный час, через восемь дней после дуэли, дворецкий обнаружил ее за чтением вслух хворой родительнице и ухитрился выманить из комнаты, не возбудив у леди Солтвуд ни малейшего подозрения: сообщил, что пришла портниха.
Однако за дверью Порлок вложил в руку Доротеи записку и с заговорщицким видом доложил, что в красном салоне ее ожидает джентльмен.
Короткая записка была написана от третьего лица: «Имевший удовольствие оказать маленькую услугу мисс Доротее Солтвуд просит быть удостоенным чести сказать ей несколько слов».
Доротея ахнула, и всю ее тоску как рукой сняло.
– Порлок, только не говорите маме или сестре! Умоляю, ни словечка!
– Разумеется, мисс! – ответствовал он с готовностью, причиной которой служила не только кругленькая сумма, врученная ему внизу. Пока юная хозяйка спускалась по лестнице, он не без удовольствия думал о том, как мисс Августу хватит апоплексический удар, когда она узнает, какой кавалер ухаживает за ее сестрой. Ожидающий в красном салоне джентльмен, на его искушенный взгляд, был сказочно богат, невероятно красив и одет по последнему писку моды.
Стремительным шагом войдя в салон, Доротея воскликнула с порога:
– О, как я рада вас видеть, сэр! Я мечтала поблагодарить вас и не представляла, как мне это сделать, ведь я даже не спросила вашего имени! Какая же я разиня!
Он подошел к ней, взял ее протянутую ладонь левой рукой и поцеловал. Доротея отметила, что он на самом деле так красив, каким она его запомнила, а правая его рука в повязке.
– Что случилось, сэр? Вы сломали руку? – с тревогой спросила она.
– Нет, нет! – ответил он, не выпуская ее ладонь. – Небольшая травма, немного задело плечо! Пустяки. Надеюсь, в тот вечер все прошло хорошо, и вашего отсутствия никто не заметил?
– Да. Я никому не сказала ни слова, – заверила девушка. – Я вам чрезвычайно обязана! Даже не представляю, как вам удалось повлиять на такого человека и уговорить его не стрелять в Чарли! Бернард говорит, Чарли в него попал. Мне очень жаль, что так получилось, ведь это полностью моя вина, и пусть он отвратительный тип, я совершенно точно не хотела, чтобы его ранили.
– Честно говоря, он и сам не ожидал, что его ранят. – Гость выпустил ее руку и, немного помедлив, добавил: – Мисс Солтвуд, лорд Ротерфильд не хочет, чтобы вы считали его отвратительным типом, поверьте!
– Он ваш друг? – осведомилась девушка. – Умоляю, простите! Уверена, он неплохой человек, если все так закончилось.
– Боюсь… Простите меня! Я и есть лорд Ротерфильд.
Изумленно глядя на него, Доротея замерла и побледнела, затем вдруг щеки ее вспыхнули, а в глазах заблестели слезы.
– Вы и есть лорд Ротерфильд? – повторила она. – Я говорила вам в лицо такие вещи, а вы и слова не сказали против и были так добры, что позволили себя ранить… Да вы самый лучший человек на свете!
– Не самый лучший, конечно, однако, смею надеяться, и не самый плохой. Простите ли вы меня за обман?
Она протянула руку, он вновь взял ее ладонь в свою.
– Как вы можете такое говорить? Мне очень стыдно! Ведь вы могли сразу выставить меня за дверь! Вы такой добрый! И по-настоящему благородный!
– О, перестаньте! – смутился Ротерфильд. – Не думаю, что до того вечера мне вообще хотелось угождать кому-то, кроме самого себя. Вы пришли в мой дом – очаровательное и несносное дитя! – и мне больше всего в жизни захотелось доставить вам радость. Я не добрый и не благородный… Впрочем, и не такой отъявленный негодяй, каким меня вам описали. Уверяю, я с самого начала не имел ни малейшего намерения смертельно ранить вашего брата.
