— И все это правда. Но все мы небезупречны. А некоторые из старых пороков набирают силу с течением лет. И вот уже храбрый стал безрассудным… Лорд Фрейзер стареет, он может желать битвы просто потому, что скоро биться будет не в состоянии. Но важно не это. Важно, что слабости командующего могут использовать против ордена. И чтобы помешать этому, необходимо знание. Добытое любыми возможными средствами.
— И ты считаешь, что ему можно доверять? А вдруг он рассказал не все? Или вообще служит Гастману? Он ведь на все готов ради…
— Ради того, — тихо, но твердо перебил Салливан, — что могу дать только я. Должным образом подготовить травы мало кто может. Когда-нибудь я покажу тебе, как. А пока — прими на веру, что Бен служит вернее, чем охотничий пес. Да… именно пес. Хорошее сравнение. Полагаю, тебе выпадет шанс убедиться в этом. И не тревожься. Сейчас ему не до нас. Он видит и слышит только в своей голове. Когда придет в себя, дашь ему вот этот кошель. Не спорь! Да, именно ты должен дать деньги. Запомни, вовремя прикормить пса — все равно, что наточить меч. А мне нужно проделать кое-какие приготовления до завтрашней ночи. К утру вернусь.
С реки дул холодный, насыщенный влагой ветер, неся с собой запахи тины и тухлой рыбы. При свете почти полной луны было хорошо видно, как безмолвный отряд всадников длинной вереницей спускается к воде. Редкие, тихие позвякивания сбруи и снаряжения не глушил топот подкованных копыт. У всех лошадей ноги были перемотаны черной тканью. Топкий, заболоченный берег встретил всадников высокими зарослями камыша. Широкоплечий наездник остановил коня, привстал в стременах, вглядываясь в темноту.
— Бен, подойди, — тихо проговорил Салливан.
— Да, сир?
— Сегодня лунная ночь, но глаза уже не те. Где та тропинка, видишь? Тогда веди. А все остальные строго за мной. След в след. Оступившись можно увязнуть.
Приглушенные голоса, передающие приказ фон Элликота, уносил свежий ветер. Сорок два всадника один за другим скрылись в камышах, осторожно ступая по неприметной тропе. Отряд Салливана состоял из тридцати небесных, временно сменивших тяжелые латы на простые кольчуги, кожаные нагрудники или бригантины, десятка конных стрелков с арбалетами, которые в жизни не имели доспехов, Остина фон Келли, с лицом бледнее, чем мелькающая между облаков луна, и едущего впереди Бена, уверенно выбирающего направление в темных, шелестящих зарослях камыша. Дойдя до воды, лошади беспокойно зафыркали, застригли ушами, но успокаиваемые опытными наездниками шли вперед. И прежде чем поплыть — прошли не менее сотни шагов. Пусть и не по прямой, передвигаясь по отмели, максимально приблизились к противоположному берегу. Оставалось преодолеть меньше трети пути. Выше и ниже по течению должны были переправляться еще пять таких же групп. И благодаря удачно проложенному маршруту, отряд под командой Салливана форсировал Севенну первым, при этом сохранив силы.
— Бен, туда. Осмотрись. Вы двое, туда. Не дальше пятидесяти шагов.
Трое бойцов спешились и растворились в темноте. Салливан подъехал вплотную к Остину и, пересчитывая темные фигуры, выходящие из воды, довольно протянул:
— Ох и повезло же. Твоим первым убитым может стать рыцарь ордена святого Лайонела. Может почти такой же высокородный, как ты. Завидую. Мне в свое время повезло меньше. Голодные войны, бунтующая чернь… Рубить истощенных чумазых крестьян — не так уж много чести и совсем нет удовольствия…
Он легко хлопнул по плечу молчащего юношу. Добродушно улыбнулся.
— Сир, сто пятьдесят шагов на северо-запад часовые. Трое, один спит.
— Хорошо. Зови других. По коням.
Когда конный отряд рысью пошел вперед, Остин почувствовал себя гораздо увереннее. Отчасти потому, что теперь никто точно не видел, как он дрожит. Как нервно сжимают поводья затекшие руки, как щелкают зубы за посиневшими губами. Нет, он не боялся. По крайней мере, отчаянно старался уверить в этом самого себя. Но он был насквозь промокшим, и холодный ночной ветер пробирал до костей. Вот только другие почему-то не дрожали. Или же скрывали это более умело.
Перешли в галоп. Через несколько мгновений спереди раздался короткий, быстро оборвавшийся крик. Показались костры и палатки вражеского лагеря. Слева, между деревьев, мелькали силуэты таких же разгоняющихся всадников. Больше сотни конных ворвались в лагерь, рубя направо и налево. Поднялась жуткая суматоха. Крики убиваемых слились с боевым кличем убийц. Ржание лошадей перемешивалось с ревом сигнальных рогов. А с побережья уже спешили новые и новые отряды небесных.
Остин стремительно несся вперед, опасно подгоняя коня. Узкий, прямой переулок между палатками периодически озарялся красным заревом костров. На встречу попадались люди, в основном полуодетые и вооруженные кое-как. Остин проносился мимо. Не зная почему, где-то в глубине сознания оправдываясь то неудобным положением для удара, то слишком быстрым галопом, не позволяющим толком среагировать. Шум боя, лязг оружия, топот и ржание лошадей, знакомые кличи — все это начало отдаляться. Осталось где-то позади. И вдруг конь резко развернулся в сторону, загребая всеми копытами по утоптанному грунту проскользил полдюжины шагов в прежнем направлении. Чья-то рука из темноты потянулась к вожжам. Норовистый боевой жеребец поднялся на дыбы, заплясал, молотя передними копытами в воздухе. Остин, чудом не вылетев из седла, на миг встретился глазами с крепким бородатым человеком, вооруженным топором на изогнутой рукояти. Только тут сообразил, что неплохо бы обнажить меч. Но не успел дотянуться до ножен на левом бедре, как конь с бешеным напором ринулся вперед, подминая под себя бородатого и быстро набирая скорость в одному ему известном направлении. Снова сумасшедший галоп, попадающиеся на пути стараются отскочить в сторону. Те, кто не успевает, опрокидываются прямо под подкованные копыта крупного агринского жеребца. Остин наконец овладел собой достаточно, что бы пытаться усмирить взбесившегося коня. Но все бестолку. Закусив удила, животное мчалось вперед, постоянно меняя направление. За очередным поворотом показался арбалетчик в блестящем капалине. Он стоял готовый к стрельбе, метясь в сторону приближающегося юноши. Их разделяло не больше десятка шагов. Конь чуть вильнул влево, уходя от столкновения. Резкий, отработанный взмах меча был практически бессознательным. Но искаженное гримасой ужаса, разрубленное наискось лицо — буквально въелось в память молодого фон Келли.
Дальше все пошло словно само собой. Конь перестал беситься так же внезапно, как и начал. Меч в правой руке уже не мешал, а совсем напротив. Привычная шероховатость рукояти вселяла уверенность. Наклонившись в седле, низким уколом Остин достал сбитого с ног солдата, бестолково отмахивающегося тяжелым мечом. Услышал короткий, тонкий возглас на вдохе… И краем глаза заметил движение справа. Резко отклонился назад, небольшой, листообразный наконечник сулицы мелькнул перед грудью. Неловкий взмах меча снизу вверх, подбивающий и отводящий в сторону древко оружия. И сверху вниз, с коротким звоном по круглому шлему. Неглубокой вмятины оказалось достаточно. Солдат рухнул навзничь, заливаясь кровью и выпустив сулицу из рук. Следующий противник был верхом. Налетел спереди, закружил, зазвенели клинки. Остин лихорадочно парировал удары небритого рыцаря в полных латах. Улучил момент, колющим ударом достал подмышку, пробив кольчугу и погрузив клинок на глубину ладони. И не успел отклонить очередной удар. Выпустив из рук меч и вожжи, шарахнулся назад, высвобождаясь из стремян. Широкий палаш прошел в паре дюймов, на половину прорубив могучую шею его агринского жеребца. Воздух со свистом вышел из груди Остина, рухнувшего прямо на спину. Рядом, едва не придавив и брызгая кровью, пал конь. Подняться удалось не сразу. Дыхания не хватало, в глазах темнело. И замахнувшегося топором бойца он заметил в самый последний момент. Слишком поздно для того, что бы уклониться. Но занесший топор солдат вдруг получил страшный удар в бок. Его перекосило, будто сломало пополам. В следующую секунду тяжелый окровавленный клинок, почти перерубивший таз лайонелита, обрушился ему на голову.
