Онлайн книга «Мольберт в саду Джоконды»
|
Но, в отличие от нее, у отца был дар – пусть революционный – строчить все эти многотомные теоретические основы бунта пролетариата, на которые молилась интеллигенция по всему миру. Хотя денег сии занятия литературой не приносили, а, наоборот, только доставляли хлопоты с полицией и тайными службами. А вот у нее, в отличие от отца, дара не было. И ей не оставалось ничего иного, как смириться. – Ну, несмотря на то, что подобных субъектов в прекрасном мире революционного будущего не будет, я, так и быть, Лизонька, скрепя сердце, дам согласие на подобный мезальянс, потому что идеалы пролетарского бунта превыше всего! Лиза, вспарывая последнюю картину (целых больше не осталось, за исключением тех, которые были куплены на вернисаже), с угрюмой веселостью заметила: – Конечно, превыше всего, папа! Но ты уверен, что для их достижения надо пить обязательно бразильский кофе с круассанами и питаться каждый день только пармской ветчиной? Сарказма отец, абсолютно лишенный чувства юмора, не понимал, а только смешно заморгал и заявил: – Но что плохого в бразильском кофе с круассанами и пармской ветчине, Лизонька? В прекрасном мире революционного будущего так будут питаться все! – В этом-то и ужас, папа! Ты подумал о том, что, быть может, не все любят бразильский кофе с круассанами и пармскую ветчину? Отец заявил: – Но, Лизонька, если ты ведешь речь о деньгах, то они у нас есть. На столе в гостиной покоится саквояж, заполненный пачками стофранковых купюр. Разве к нам заходили товарищи из России, которые привезли экспроприированные у буржуев таким путем на дело революции капиталы? После того как я на последнем съезде отмежевался от линии Ульянова-Ленина, меня от денежных потоков с родины отстранили… Ахнув, Лиза, вспомнив про саквояж с деньгами, метнулась в столовую и, захлопнув его, отнесла к себе в комнату. – Он вернется к тому, кому принадлежит. Мне эти деньги не нужны. – Лизонька, но, быть может, они нужны мне? Точнее, делу нашего прекрасного революционного будущего? Откуда они у нас? Не говорить же отцу, что это гонорар за ее картины, купленные на вернисаже понятно кем: надменным блондином Клодом. – Папа, это чужие деньги, и тратить их мы не имеем права. – Лизонька, ты уверена, что не имеем?.. Девушка заплакала. * * * На следующее утро, так и не сомкнув глаз, Лиза отправилась по тому адресу, по которому, как она узнала от устроителя вернисажа, и надлежало доставить ее картины. Тот, кто их приобрел, обитал на авеню Клебер, недалеко от Елисейских Полей, в роскошном, похожем на свадебный торт особняке периода Наполеона Третьего. Лиза заявилась туда в самом начале девятого, преодолев путь от дома до места назначения пешком и таща с собой весьма тяжелый саквояж, доверху заполненный деньгами. Дверь растворил надменный лакей, который, заметив ее, брезгливо сдвинул редкие брови. – Здесь не подают! – гаркнул он девушке в лицо, но Лиза успела вставить в дверь ногу и холодно сказала: – Я к месье Клоду Моргенштерну. Слуга процедил: – Вам назначено? – Нет. Но он меня примет. Слуга, багровея, сообщил: – Месье не принимает! – Примет. А если нет, то я сяду на крыльцо и буду караулить его. Вы этого хотите? |