Книга Истинные (не) изменяют в марте, страница 121 – Мария Самтенко

– Реналь? Госпожа Марианна?

Под взглядом дяди бывший жених демонстративно приобнимает меня за талию. Наступаю ему на ногу и говорю:

– Господин Гейден, я прошу оставить нас наедине. Если можно.

– Да, дядя, мы просто беседуем, – фыркает Реналь. – Мари, я потом провожу тебя до приюта.

– Как пожелаете.

Мы оба следим за тем, как судья уходит в дом – чтобы снова повернуться друг к другу с взаимной антипатией в глазах:

– Даже не вздумай меня провожать, – спокойно говорю я. – Не хочу потом очнуться в канаве, как твой дядя. Или не очнуться.

Бывший жених вскидывает брови, но я выдерживаю его взгляд.

– Знаешь, я иногда вспоминаю некоторые события из старого мира. Я читала там книжки про сыщиков, и в конце сыщик обязательно рассказывал, что случилось. Я знаю, зачем тебе понадобилась эта авантюра на свадьбе, и как ты ее провернул.

– Давай сначала уйдем подальше, мало еще кого сюда вынесет, – бурчит Реналь, и я позволяю отвести себя в сторону ворот.

В тень.

Густую такую. Местами даже зловещую. Самое то, чтобы расправляться с наивными бывшими невестами, а потом бросать труп в кустах – и пусть Дагель гадает, кто из гостей мэра меня убил.

А еще удобно рассказывать гадости бывшим женихам. Про их, значит, мотивы и грешки. Поглядывая на дорогу – не едет ли там некромант? А то он, может статься, как раз к свежему трупу и явится.

Итак…

– …и всякий случай, Реналь, ты же не думаешь, что я осталась такой же наивной и доверчивой, а? – предупреждаю я после не самого короткого рассказа и последовавшего за ним предложения сходить со мной в суд и во всем признаться. – Что у меня нет никакой страховки? Ты, может, за мошенничество и не сядешь, отделаешься условным сроком, а за мое убийство – точно на каторге окажешься.

– Ты… – по-моему, у него даже челюсть отвисает от моей наглости.

– По-твоему, дядя Гейден станет тебя прикрывать? Он и раньше-то не горел желанием, слишком принципиальный, а после того, как ты пытался убить его, должен захотеть? Да?

Реналь задирает подбородок и говорит, что все мои измышления – это просто гнусные наглые выдумки. И ни на какой суд он, разумеется, не пойдет.

– Очень зря, Реналь. Королевский судья уже в городе. Дагель передал материалы в суд. Я расписалась в повестке, заседание состоится во вторник. Виолетта уже согласилась выступить.

– Не смей ее впутывать!

Он шагает вперед… и замирает, услышав за спиной стук копыт.

Тени складываются в фигуру. Суровую, но немного лысую. Пусть Реналь видит, что я не врала насчет подстраховки – господин Летификус прибыл точь-в-точь когда надо.

– Я жду тебя на процессе, Реналь. Послезавтра.

До приюта доезжаем быстро и спокойно. Господин Летификус расспрашивает меня, как прошла поездка в Деженвилль, и я добросовестно рассказываю, что все в порядке. Потом пересказываю то же самое Лиске, немного болтаю с ветеринаром и ложусь спать.

Ну, пытаюсь.

Воодушевление давно отступило, накатывает усталость, но под глаза будто насыпало песка. В какой-то момент я даже думаю немного пореветь, но вроде и повода-то нет. Все же хорошо? Правда?

Половину ночи провожу без сна, а когда – безнадежно проспав – встаю, то никак не могу отделаться от стойкого ощущения, что нужно поехать к Аурусам и поговорить с судьей. И насчет вчерашнего танца на балу, и в целом по ситуации. Хватит недомолвок! Надоело.