Книга Прятки, страница 122 – Диксон Уиллоу

Нож не тяжелый, и его форма удобно лежит в руке, но, хотя он выглядит так, будто я могу нанести кому-то серьезный ущерб, в нем что-то не так.

В качестве теста я провожу лезвием по странице в моем блокноте, который я держу рядом с компьютером, чтобы делать заметки или рисовать, когда мне скучно. Лезвие оставляет вмятину на бумаге, но не разрезает ее.

Странно. Зачем он дал мне нож, который даже бумагу не режет?

Убедившись, что я не защемил пальцы в механизме, я складываю лезвие и кладу нож обратно в коробку. Затем беру большую коробку и медленно поднимаю крышку.

Внутри лежит еще один нож, только этот уложен в кожаный чехол.

Осторожно вытаскиваю нож из ножен. Лезвие длиной около шести дюймов, но с рукояткой и гардой нож, вероятно, ближе к десяти дюймам. Он также великолепен, с черной рукояткой, инкрустированной сложной серебряной филигранью, и серебряно-черным витым лезвием, которое выглядит столь же опасным, сколь и интересным.

Края этого ножа выглядят острыми как бритва, и я осторожно провожу им по тому же листу бумаги, на котором тестировал другой нож.

Лезвие не просто разрезает этот кусок, оно прорезает несколько слоев бумаги, и я почти не даю на него давления.

Я вставляю лезвие обратно в ножны и кладу его на стол.

Почему он дал мне нож, который настолько тупой, что не может ничего разрезать, и нож, который настолько острый, что, вероятно, может разрезать что угодно? Это какое-то послание или подсказка?

Ничего не приходит на ум, и вместо того, чтобы сходить с ума, пытаясь понять, что он имел в виду, я беру свою коробку-головоломку и рассматриваю ее.

Она не кажется тяжелее, и по стуку внутри я понимаю, что ключ, который я в ней хранил, все еще там, но это не значит, что он не положил туда что-то еще.

Я разгадывал эту коробку столько раз, что могу делать это с закрытыми глазами, и быстро выполняю серию движений и манипуляций, чтобы открыть ее. Внутри находится ключ, но там же засунут свернутый листок бумаги, похожий на маленький свиток.

Осторожно на случай, если он хрупок, я вытаскиваю бумагу и кладу коробку обратно на стол. Бумага отличается от стандартной компьютерной бумаги или страницы из тетради. Она выглядит старинной, а толстая текстура и неровные края напоминают мне антикварную пергаментную бумагу, когда я осторожно разворачиваю свиток.

На ней написано простое сообщение самым красивым почерком, который я когда-либо видел: «С днем рождения, Майлз».

Ощущение, что за мной наблюдают, которое стало настолько обычным в моей жизни, что я его почти не замечаю, усиливается, и волосы на затылке встают дыбом, а на коже появляются мурашки.

Медленно я поворачиваюсь и смотрю на свой шкаф.

Знакомая фигура, прислонившаяся к закрытой двери с скрещенными руками и одной согнутой ногой в непринужденной позе, одета во все черное, с надетым на голову большим капюшоном, низко спускающимся на лицо. У меня включены только настольная и прикроватная лампы, поэтому круги света от них не достигают того места, где он стоит, и он полностью погружен в темноту.

— Ты купил мне подарки на день рождения? — спрашиваю я, и мой голос дрожит от эмоций.

От меня не ускользает, что моей первой реакцией было трогательное умиление, а не испуг от того, что он находится в моей комнате и ждал меня.

— Разве не так поступают люди в день рождения? — Его голос мягкий и дразнящий, настолько отличающийся от того, как он обычно звучит, что я не могу сдержать грустную улыбку, которая появляется на моих губах.