Книга Соленый ветер Ле Баркарес, страница 34 – Мила Дуглас

Боль. Острая, белая, оглушающая – в правом плече, в руке. Где-то хрипело мое собственное дыхание. Шипели шины остановившейся машины. Хлопнула дверь.

– Эй! Вы живы?! – Голос, мужской, сдавленный от ужаса.

Шаги по гравию. Кто-то спрыгнул в кювет.

– Держитесь! Скорую вызываю!

Я попыталась кивнуть – ответом был стон. Боль в руке пульсировала, сливаясь с гулом в голове. Сквозь шок пробилась ледяная игла мысли: Этьен. Он не знает. Весь вечер. Его лицо, искаженное ужасом и яростью: «Уйди! Сейчас!» После его грубости, после ящика… но я должна ему сказать. Обязана. Теперь я хоть краем души понимала, что значит быть причиной чужого кошмара. Пусть даже из-за аварии, а не… не смерти.

– Телефон… – хрип вырвался из пересохшего горла. – На велосипеде…

Водитель, мужчина кивнул мне, нашел велосипед – жалкую груду исковерканного металла. Он достал телефон с руля. Экран – паутина трещин, темный, мертвый.

– Разбился, – голос его дрогнул от сочувствия. – Не волнуйтесь, скорая уже едет. Рука… выглядит очень плохо.

Больница. Яркий свет резал глаза. Диагноз: закрытый перелом лучевой кости правой руки со смещением. Гипс – тяжелая, неудобная скорлупа от кисти до плеча. Ссадины жгли, тело ныло. Пока медсестры обрабатывали раны, пока боль отступала под уколом, в голове билась одна мысль, навязчивая и мучительная: Этьен. Он сходит с ума? Или… или решил, что я сбежала? Сбежала от его демонов? Эта мысль грызла сильнее боли.

– Сестра… – мой голос был чужим, хриплым и слабым, когда она закончила с гипсом. – Пожалуйста… Телефон разбит. Позвоните… Этьену Дюрану. Вот адрес… Найдите телефон. Скажите… Анна Соколова в больнице. Центральная. Перелом. Но… жива. Пожалуйста!

Медсестра окинула меня взглядом – бледность, трясущиеся руки, следы слез и грязи. Кивнула с профессиональной сдержанностью.

– Хорошо, милая. Свяжемся. Постарайтесь успокоиться. Сейчас в палату.

Этьен не вошел – он ворвался, как шквал, в полутемную палату. Глаза – огромные, глубокие впадины, в которых бушевала буря облегчения и не отпустившего ужаса. Та же мятая рубашка, волосы – будто он рвал их на бегу. Замер у порога, взгляд, метающийся от моего лица, гипса, капельницы.

– Аннет… – вырвалось у него, звук, выдавленный из самой глубины, больше стон, чем имя.

Я попыталась улыбнуться – получился болезненный оскал. Слезы подступили снова, предательские, жгучие от стыда.

– Этьен… Я… прости, я не хотела… – Как извиниться за то, что добавила к его кошмару еще один? За то, что оказалась такой слабой, такой глупой?

Он подошел. Не стремительно. Тяжело. Каждый шаг давался усилием. Его всегда безупречная осанка была сломлена. Он не бросился обнимать. Не схватил за руку. Замер у кровати. Кулаки сжаты так, что костяшки побелели. Взгляд прикован к гипсу, к синякам и царапинам. Тишина повисла густая, давящая.

– Глупо, – прозвучало наконец. Голос низкий, ровный, но натянутый, как трос, готовый лопнуть. В нем дрожала сталь – ледяная ярость не на меня, а на обстоятельства, на судьбу, на себя самого. – Ехать на велосипеде… в ливень… в таком состоянии… Глупо и опасно до безрассудства.

Он не смотрел в глаза. Смотрел на мою загипсованную руку.

– Знаю, – прошептала я, голос сорвался. – Знаю… Поехала к Мысу. К Маяку. Просто… ехала. Не думала. Дождь… поворот… – Комок встал в горле. – Водитель… он не виноват… Тормозил… Его занесло… Я…