Книга Смерть и креативный директор, страница 108 – Рина Осинкина

Уйти не терпелось.

Однако, просто так распрощаться с чиновником не получится. Вопрос про Петровку был задан и, вероятно, будет повторен.

Можно, конечно, вскочить и сломя голову броситься наутек, в надежде, что входная дверь не заперта, и замок калитки хозяин тут же не заблокирует с пульта, купируя бегство, но, если он задастся целью, то в две минуты настигнет ее на середине дорожки, ведущей к воротам. Ее положение от этого значительно усложнится. Он затолкает ее в подвал под гаражом или куда-нибудь в этом роде, и тогда никакая Любовь Сергеевна не услышит Олесины стенания и призывы о помощи.

Конечно, не исключен вариант, что он не бросится, а, приподняв бровь, проводит ее ироничным взглядом, оставшись сидеть в кресле. И будет рассказывать потом всем встречным-поперечным о неадекватном поведении некоей Звягиной Олеси, то ли сотрудницы СПЧ, то ли сотрудницы полиции, посмеиваясь и прибавляя несуществующие подробности.

Но это все ерунда, тем более, что у них нет общих знакомых, если не считать Таньку с Виталием. Пускай себе мелет на здоровье.

Однако исходить-то Олесе сейчас нужно как раз из худшего, а именно, что Михеев и есть убийца Ларисы Турчиной, а значит – кинется, а значит – убегать нельзя, а напротив, вести себя с ним следует предельно осторожно.

Пора включать свои креативные мозги, дорогая, и выбираться из ситуации.

– Вы весьма проницательны, Аркадий Михайлович, – произнесла Олеся, слегка улыбнувшись. – Дело все в том, что у нас произошла ротация кадров. Новый начальник не сомневается в выводах предварительного следствия, но, по природе своей, он зануда, и инициировал этот тест. Вас эта проверка не должна была коснуться, я проявила глупую инициативу, прошу меня извинить. Хотя вы имеете право подать на меня жалобу.

– Во-первых – «Аркадий». Никаких Михайловичей, – так же с улыбкой поправил ее Михеев. – Во-вторых, не в проницательности дело, а в простой логике, но этому сейчас не учат, не так ли?

Олеся прищурилась. Унизил гад. Как будто его где-то и кто-то учил этой самой логике. Проговорила с легким смешком:

– Женщинам логика ни к чему, не так ли?

Он взглянул на собеседницу с любопытством. Проговорил:

– Вы обиделись? Извините, я не хотел. В-третьих, ни о каких жалобах вышестоящим речи быть не может. В-четвертых – вы, тем не менее, моя гостья, и мы наконец будем с вами пить чай.

– Вы очень любезны, – холодно сказала Олеся, но тут же себя одернула встревожено: «Вышла из образа!».

Выразив лицом и голосом сожаление, продолжила:

– Я человек подчиненный, мне, что прикажут, то я и исполняю. Критиковать начальство у нас не полагается, хотя, сказать по правде, не стоило шефу придавать такое значение показаниям домработницы. Она ведь и про ножницы нам доложила, которые исчезли вместе с опергруппой – по ее мнению. А шеф тут же решил, что убийца их прикарманил. Потом, правда, одумался. В каком-то смысле мне повезло – было бы совсем нелепо, если бы я вместе с футболкой еще и ножницы всем демонстрировала. Причем, реквизит прихватила бы из своего же маникюрного набора.

И она умолкла, вопросительно глядя на собеседника. Сейчас он скажет: «Она вам еще и про ножницы насочиняла?!» Олеся ответит с усмешкой: «Ей бы детективы писать» и добавит, что насчет чая передумала, потому что засиделась, а у нее еще задание есть на сегодня, и распрощается.