Книга Смерть и креативный директор, страница 134 – Рина Осинкина

– Я докажу тебе это, как только будет позволено. И готов доказывать это всегда.

Тут же себя обругал: все эти аргументы не про любовь вовсе.

Олеся смешалась, и щеки покраснели. И как на этот довод реагировать прикажете? Который, не сказать чтобы был ей неприятен? Скорее наоборот.

– Ну, как-то так, короче, – пробурчал Максим, спрятав за недовольным тоном внезапную неловкость.

А потом дотянулся до ее руки, и коснулся каким-то робким, юношеским жестом ее пальцев, и, помедлив, руку убрал.

Олеся быстро посмотрела на Настю.

Он тоже метнул взгляд на дочь.

Но та пропустила непонятную галиматью мимо ушей. И на пантомиму тоже внимания не обратила. Самое основное ей было ясно!

Она захлопала в ладоши, прокричала, гундося:

– Папка! Какой ты молодец! Я сейчас! Мне высморкаться надо. А то я расцеловаться с вами не могу!

И, вскочив с места, ускакала, оставив их наедине.

Олеся, опершись ладонями в пол, принялась неуклюже подниматься. Максим вскочил, подал руку.

Ладонь была крепкая, рука мускулистая, кожа загорелая. Любовалась бы и любовалась. И гладила тугие бицепсы кончиками пальцев, забыв дышать.

Она встала, и так и осталась стоять, подняв к нему лицо и не отнимая своей ладони из его руки.

От напряжения сощурив веки, проговорила:

– Я тоже тебя люблю, Максим. Поэтому мою нелюбовь терпеть тебе не придется.

Какое счастье – не таясь смотреть на него. Сколько угодно, сколько захочется.

Вот теперь все правильно. С этой минуты все у них будет хорошо.

Однако, отчего у него такая реакция скупая?

Где растроганное выражение лица, где благодарный взгляд, повлажневший от нахлынувших чувств?

И отчего краешек его рта подрагивает? Уж не от смеха ли сдерживаемого?

Мог бы, кстати, и поцеловать невесту на радостях, пока ребенка в комнате нет.

«Ну же! – поторопила она любимого мысленно. – Сейчас Настёна вернется!»

Любимый ухмыльнулся и спросил нахально:

– Чем докажешь?

– Как?! – оторопев, переспросила она. – Я – докажешь?!

– Ну, – мотнул он головой, вопрос подтверждая.

Олеся, поразмыслив секунду, решила не обижаться: интерес закономерен и справедлив. Твердым тоном произнесла:

– Я запишусь на курсы кулинарного мастерства!

– Зачетно! – расхохотался Максим и, стремительно обхватив ее за бока, и прижав к груди, и приподняв от пола, закружил по комнате, горланя: «Тра-та-та, тра-та-та, вышла кошка за кота».

Олеся сердито крикнула: «Прекрати немедленно, Коновалов! Покалечимся!» и, чтобы не было совсем страшно, обхватила руками его шею.

На шум прибежал песель с плюшевым белым гусем в пасти. Гуся выплюнул, и принялся лаять, подпрыгивая на месте.

Вернулась Настя и радостно заверещала: «Классно, классно! И я хочу, и меня покружи!»

– Один секунд! – прогудел Максим, останавливая вращение, но Олесю из объятий не выпуская. – Слушать внимательно: я присяду на корточки, ты, стрекоза, влезай мне на это плечо, Олеся – на то! Буду выполнять приседания с утяжелением. Побегать не получиться – места мало.

Олеся перепугалась и начала отказываться, а Настя наоборот – развеселилась, но тут с книжной полки тренькнул смартфон, уведомляя о сообщении, и Макс решил ознакомиться.

Приподняв брови, Коновалов вчитывался в текст, а потом до него дошло. Оторвался от смартфона, кинул взгляд на Олесю с Настей, пристроившихся вдвоем в одном кресле, о чем-то шушукающихся и хихикающих. Пришлось идиллию прервать.