Книга Пиковый туз, страница 76 – Стасс Бабицкий

Кучер отвернулся, поцокал языком, а когда повозка тронулась, ответил:

– Это каждый сам решает. Но люди, даже трижды невинные, не отличаются особой благодарностью. Спроси: готовы они чичас за твою, барин, жизнь пожертвовать хоть копеечку? Сомневаюсь. А всех спасти и Господь не в силах.

Предчувствие близкого солнца разбудило лесных птах. Темнота зачирикала, запела, зашуршала крыльями. Дятел стукнул клювом пару раз, примериваясь. Перелетел на другое дерево, попробовал его на прочность. Опять не понравилось. Зато с третьей попытки окрестности взорвались радостным стуком. Тр-р-р-ра-та-там! Тр-р-р-рых! По этому сигналу меж ветвей вспыхнули яркие лучи, разгоняя тоску и обрезая ночные сомнения под корень.

Лихач засвистел на притомившихся лошадок. Лаковая коляска понеслась по центру дороги. На выезде из дубравы от колеса шарахнулся заяц – скакнул серой тенью и скрылся меж колючих кустов.

– Должно, охота в этих краях знатная, – бросил через плечо Быстряков. – А мы приехали.

Два крутых холма сползали к речушке, с видимым желанием окунуться, но в десяти аршинах от берега лениво замерли. Дорога вилась между ними и утыкалась в мост. Хотя в сравнении с городскими это разве мост? Одно название. Лет сто назад, – а может и больше, кто уже вспомнит, – повалила гроза три молодых дуба. Мужики увидели в этом благой знак. Срубили ветки, обтесали стволы и уже к вечеру наладили переправу. Подогнали друг к другу бревна, связали веревками. А чтобы лапти за сучки не цеплялись, замазали щели глиной и насыпали сверху земли. Утоптали за годы хождений, любо-дорого. Потом приехал помещик на бричке, а мосток слишком узок. Осерчал, ногами топал, запороть грозился. Пришлось расширять. Нашли три дерева подходящего размера, приспособили. Землицы опять же, выровняли. Мало! Тиран потребовал досок сверху настелить, поперечных, и перила сколотить. Вдруг в пьяном виде придется возвращаться из гостей, меньше риска в воду свалиться. Случалось такое, понятно, не вдруг, а регулярно. И однажды он натурально утонул. Не в реке, перила на совесть делали, да и приловчился со временем проскакивать по доскам, не сбавляя хода, на чистой силе привычки. Но вот шел ночью от конюшни к парадному крыльцу, да и упади мордой… Точнее, лицом, – барин все-таки, – в глубокую лужу. А руки-ноги от водки стали ватными, не подняться самому. Пока слуги сбежались, уже и захлебнулся. Не спасли.

Новый владелец имения, господин фон-барон, ага, ага, ездить предпочитал другим путем, по старому тракту, вот и сумел избежать судьбы предшественника. Случилось с ним все наоборот, не вода погубила, а огонь.

Крестьянка из покосившейся избушки проснулась спозаранку доить корову. Шарахнулась, когда приезжий господин спрыгнул из лаковой коляски и встал рядом с ней, – не от страха, от удивления. Прежде-то к ней обращались свысока, а этот с улыбкой благожелательной. Еще больше удивилась вопросам про Леопольда фон Даниха.

– Лево-как?.. Имечко его ни разу не слыхала. Да и видала его токмо издалече. Надутый, чисто индюк! Редко объезжал вотчину. А в дом нас, сиволапых, не пущали, а то грязи нанесем. Потому близко и не довелось…

Больше ничего не добавила. Баба готова была трещать без умолку токмо про мост, который прадед строил, да про пожар – ярчайшее впечатление в жизни.