Книга Дело «Тысячи и одной ночи», страница 53 – Джон Диксон Карр

Что ж, умники-разумники, письмо, которое секретарь положил мне на стол тем субботним утром в девять часов, просто сразило меня наповал. Именно так, наповал. Но что меня взбесило больше всего, так это то, как долго этот тип тянул кота за хвост в своем письме. Я, знаете ли, предпочитаю, чтобы человек сразу переходил к сути дела. На свете не так много вещей, с которыми стоило бы канителиться, ну, только если это не славный ужин под порядочное бургундское, хе! Пусть что угодно мелют о его вреде для талии; что она широка, так это сплошные мышцы. Да хоть на меня посмотрите. Стальные мускулы. Черт возьми, о чем это я говорил? Так, не отвлекайте меня. Ах да, Каррутерс, беда в том, что на этом вашем джентльменском порыве далеко не уедешь. Я этим не страдаю. А потому могу организовать работу хоть полицейского отдела, хоть молокозавода, хоть чулочно-носочной фабрики, и все будут знать, что я душу из них выну, если не засучат рукава как следует и не примутся за дело. Итак, к сути. Пожестче с ними, так их, ар-р! Такой у меня порядок.

Так вот, как я и говорил, субботним утром в девять часов ко мне вошел секретарь и шепнул мне на ухо… Есть у него такая привычка. Я уже лет пять собираюсь вышвырнуть этого типа, более того, думаю, этот-то мерзавец и набрался наглости за моей спиной прозвать меня Дональдом Даком. Так вот, он положил письмо мне на стол, заглянул преданно в глаза, и я стал читать. Я ему говорю:

– Кто такой этот Иллингворт?

Он наморщил лоб, поскреб затылок и наконец выдал:

– Полагаю, что шотландец, сэр.

– Черт возьми, я и сам догадался, что шотландец, – сказал я ему. – Я вас спрашиваю, кто он такой? Вы что-нибудь о нем знаете? «Кто есть кто»^[7]где? И что там за чертовщина с этими накладными усами-бородами? Чушь какая! С чего бы священникам клеить себе бакенбарды?

– Ну, сэр, а этот наклеил, – заметил секретарь. – Может, в Шотландии у них есть какой-то ритуал на этот счет. Как бы то ни было, что вы намерены делать дальше? Я собирался доложить вам об одном утреннем рапорте. В Музее Уэйда прошлой ночью убили какого-то мужчину, пока что он не опознан. Суперинтендант Хэдли считает, это может быть как-то связано с письмом.

Он выложил мне первые весьма скудные подробности, и я был настолько ошеломлен, что пару минут даже не возражал ему. Видите ли, я знал старину Джеффа Уэйда еще до того, как он сколотил свое состояние, мы с ним родились в одной деревне в Сомерсете. Он всегда обожал всякие развалины, между походом в трактир и какими-нибудь руинами он всегда выбирал руины, в те времена он еще не корчил из себя этакого загадочного исследователя, каким представляется сегодня. Помню, как встретил Джеффа Уэйда на дороге между Хай-Литтлтоном и Бристолем, там пыли лежало по колено, он тащится по ней на дешевеньком велосипеде в клетчатом костюмчике и котелке с загнутыми полями, сидя в седле не меньше чем в шести футах от земли. Он двигался как на ходулях, падая через каждые десять ярдов, а один раз и вовсе приземлился на собственную шляпу, однако всякий раз поднимался и продолжал путь. Таков был Джефф Уэйд. Один фермер свесился через изгородь, наверняка подумав, что это какой-то акт самоистязания; он прокричал: