Книга Ну а теперь – убийство!, страница 53 – Джон Диксон Карр

Но Билл уже вылетел из кабинета, громко хлопнув дверью. Некоторое время в кабинете Моники не было слышно ни звука, если не считать тяжелого дыхания. Тилли достала свой платок и протерла им глаза: было видно, что она и взбудоражена, и растрогана одновременно.

– Я промою вам рану, дорогуша. Идемте! Давайте я вам ее чем-нибудь обработаю.

– Нет. Благодарю, это совершенно излишне.

– Хотите глоток, дорогуша? – обхаживала ее Тилли. – У меня есть, если что.

– Не стóит.

Моника сидела на диване, прикрыв глаза рукой. Затем она поднялась и подошла к фотографии своего отца. Каноник Стэнтон продолжал улыбаться. Пуля прошила стекло, пробив отверстие в воротничке каноника, и застряла в стене. Фотография висела косо.

Сняв ее со стены, Моника рассмотрела поврежденную стену. Затем она направилась с разбитой рамой в руках к столу, на котором царил идеальный порядок, и положила портрет возле красной кожаной шкатулки Викторианской эпохи для швейных принадлежностей. Это был подарок мисс Флосси Стэнтон, который Моника доверху наполняла сигаретами.

Тилли наблюдала за ней с унылым выражением лица.

– Теперь вы сдадитесь, дорогуша?

– Сдамся?

– Вы уедете отсюда, как он того хочет?

– Я… я не знаю. Нет, не уеду!

– Не горячитесь, дорогуша.

– Я спокойна.

– Выкурите «Честер», – подначивала ее Тилли, с воодушевлением вынимая пачку. – Английские сигареты – это дрянь, голубушка. Я бы их ни за что курить не стала. Дорогуша, послушайте… – Она сделала паузу. – Он не брал вашего письма. Его взяла я.

– Я так и подумала.

– Тогда почему вы сказали…

– Не важно.

– Я сделала это ради вашей же пользы, – оправдывалась Тилли. – Говорю вам совершенно искренне. Ему о них было ничего не известно до сегодняшнего вечера. Это я ему рассказала – все без утайки. Доверьтесь ему. Он считает, что догадался, кто за этим стоит: он за кем-то следил. Не будьте же такой гордячкой! Я рассказала ему, что вы к нему неравнодушны.

Моника ахнула:

– Вы рассказали ему…

– Ну зачем отрицать, голубушка? Это правда. И вам это прекрасно известно.

– Это неправда!

– Правдивей не бывает. Вы ведь даже во сне об этом говорите. Помню, как намедни я услышала чье-то бормотание, встала с постели и просунула голову в вашу комнату. И это бормотали вы. Вы говорили что-то насчет того, что он римлянин, или вы римлянка, или вы оба римляне. В любом случае, милочка, в этом было нечто, уж поверьте мне.

Моника уставилась на нее, и, казалось, ее глаза вот-вот вылезут из орбит, а ее щеки пылали ярко-розовым румянцем. Дыхание ее было неровным.

После томительной паузы она выдохнула:

– Все ясно. Я еще думала, как поступить, но теперь мне все ясно. Вот так негодяй!

– Но он же ничего не сделал, дорогая. Не вините его только за то, что ему все известно. Вините меня. Это я ему рассказала. Он только и сделал, что сбрил бороду, потому что полагал, что вам это понравится.

– Надеюсь, его покусает лев, – произнесла Моника. – Пусть он только приблизится, и его покусаю я! Отныне не хочу иметь с ним никаких дел.

– Тсс! – шикнула Тилли, вздернув голову.

Они обе резко повернулись к окну. Снаружи звенящую вечернюю тишину прорезал вопль Билла Картрайта, похожий на возглас завидевшего добычу охотника. Затем раздался топот бегущих ног. Последовал громкий плеск воды, а за ним истошный, ликующий крик Картрайта. Потом вновь послышался топот ног: кто-то бежал прочь по берегу озера.