Онлайн книга «Ну а теперь – убийство!»
|
– Фрэнсис? – повторил Г. М. Режиссер сделал два шага вперед: – Да, Фрэнсис. Будь я на вашем месте, я был бы поосторожнее. Гагерн вернулся из города и разыскивает вас. Я не удивлюсь, если наш шлягер вызовет вас на дуэль. Что вы сказали ей в вашей приватной беседе? Она ушла вся в слезах. Я это знаю, потому что видел ее. Я даже и не предполагал, что она умеет плакать. Пять лет пытаюсь заставить ее сделать это на камеру, и никакого толку. Что вы ей сказали? Мерривейл угрюмо посмотрел на него и нахмурил брови. – Я сказал ей кое-какие нелицеприятные вещи, – произнес он бесстрастным тоном. – Присаживайтесь, сынок. – Нелицеприятные вещи? Вы имеете в виду… Губы режиссера беззвучно зашевелились. Он взглянул на мистера Хэкетта. Казалось, он не знает, куда пристроить свои руки с большими костяшками. – Я сказал: присаживайтесь, сынок. Моника подумала, что у мистера Фиска действительно есть причины для беспокойства. Курт фон Гагерн, который появился как раз в тот момент, был явно не в настроении, так что полагаться на его снисходительность не было резона. Он шумно дышал, и покрасневший нос отчетливо выделялся на его лице, будто был какой-то инородной частью. Поля щеголеватой мягкой шляпы оттеняли влажные от холода глаза, и их взгляд, направленный на Г. М., вряд ли можно было назвать почтительным. – Где моя жена? – произнес он. – Что вы сделали с моей женой? – С ней все в порядке, – заверил его Г. М. – Возможно, она немного расстроена тем, что ей задали не очень приятные вопросы относительно пивной бутылки и трех анонимных писем, но я уверен, что она это переживет. – Относительно пивной бутылки и трех анонимных писем? Что вы имеете в виду? – Если вы все устроитесь поудобнее, – ответил Г. М., – я вам расскажу. Лучше открыть все карты здесь и сейчас. Внезапно повисшая тишина, которая заставила всех взглянуть в глаза друг другу, была неловкой и пугающей. Г. М. прошел в кабинет Тилли и вернулся оттуда с двумя стульями. Он усадил Монику на один из них, лицом к остальным, будто образцовую ученицу перед классом. А сам сел на стул у письменного стола. Сняв котелок, Г. М. аккуратно положил его на столешницу. Затем он взял красную кожаную шкатулку и переставил ее поближе к краю стола, чтобы все ее видели. После чего с превеликой осторожностью извлек из кармана своего просторного пиджака черную трубку и клеенчатый кисет. По-прежнему без всякой суеты он отвинтил мундштук и подул в него. В свете, лившемся из-под абажура, который Моника смастерила из газетного листа, надутые щеки и сосредоточенный взгляд придавали ему вид состарившегося Шалтая-Болтая. Он соединил трубку с мундштуком, наполнил ее табаком, который по виду напоминал проволочную мочалку для чистки кухонной раковины, и раскурил ее. Завитки дыма, окутывая его голову, уплывали под абажур. – Мастерс, – продолжил он, поудобнее устраиваясь на стуле, – недавно ты сделал одно чрезвычайно ценное замечание. – Он вытянул руку и постучал по крышке кожаной шкатулки. – Эти сигареты. Посчитай-ка их. – А? – Высыпь их и посчитай. А мы послушаем. Хмурясь, Мастерс открыл шкатулку и вытряхнул на столешницу целую груду сигарет. Сдвинув все сигареты в одну сторону, он, как заправский банковский клерк, проворно разделил их на ровные кучки. – Четыре, восемь, двенадцать, шестнадцать. Двадцать, двадцать четыре, двадцать восемь, тридцать два. Тридцать шесть, сорок, сорок четыре, сорок… – Мастерс умолк. Лицо его сделалось еще пунцовее, и он принялся пересчитывать сигареты сначала. Потом он, моргая, перевел взгляд на Г. М. |