Книга Этюд в багровых тонах. Приключения Шерлока Холмса, страница 168 – Артур Конан Дойл

– Премилое семейство. Это павиан.

Я совсем забыл о странных домашних любимцах доктора. А ведь в любую минуту нам на плечи мог прыгнуть гепард. Признаюсь, я несколько успокоился, лишь когда оказался в спальне, по примеру Холмса сбросив обувь. Мой спутник бесшумно затворил ставни, перенес лампу на стол и оглядел комнату. Со времени дневного осмотра тут ничего не изменилось. Подойдя ко мне на цыпочках и сложив ладонь рупором, Холмс шепнул так тихо, что я едва расслышал:

– Малейший шум – и наш план провалится.

Я молча кивнул в ответ.

– Нам придется сидеть в темноте. Иначе он увидит свет в вентиляции.

Я снова кивнул.

– Не засыпайте, от этого зависит ваша жизнь. Приготовьте оружие, оно может понадобиться. Я устроюсь рядом с постелью, а вы садитесь на этот стул.

Я вынул револьвер и положил на край стола.

Холмс положил на кровать длинную и тонкую трость, которую захватил с собой. Рядом он поместил коробок спичек и огарок свечи, затем потушил лампу, и мы остались в темноте.

Забуду ли я когда-нибудь это страшное ночное бдение? Я не слышал ничего, даже дыхания, но знал, что мой спутник сидит с открытыми глазами в нескольких футах от меня и напряжен так же, как я. Из-за ставен не проникал ни единый луч света, мы ждали в полной темноте. Снаружи время от времени кричала какая-то ночная птица; однажды у самого окна раздался вой, похожий на кошачий, – значит, гепард действительно гулял на свободе. Издалека доносились низкие тоны приходского колокола, который отзванивал каждую четверть часа. Какими нескончаемыми казались эти промежутки! Пробило двенадцать, четверть первого, половину и три четверти, а мы все еще молча ждали неведомо чего.

Внезапно в вентиляции мелькнул свет. Он тут же погас, но мы ощутили сильный запах горящего масла и раскаленного металла. Кто-то в соседней комнате зажег потайной фонарь. Я слышал негромкий шорох, потом звуки смолкли, но запах усилился. Полчаса я сидел, весь обратившись в слух. Внезапно снова послышался шум, но уже другой – ровный, умиротворяющий, словно кипела вода в чайнике. В тот же миг Холмс вскочил с постели, зажег спичку и стал яростно колотить тростью по шнурку колокольчика.

– Видите, Ватсон? – пронзительно крикнул он. – Вы ее видите?

Но я ничего не видел. Как только Холмс зажег свет, я услышал тихий отчетливый свист, однако внезапная вспышка ослепила мои отвыкшие от света глаза, и куда были направлены отчаянные удары, я так и не понял. Но я видел лицо Холмса – смертельно бледное, с гримасой ужаса и отвращения.

Он опустил трость и смотрел, задрав голову, на вентиляционное отверстие, и тут тишину ночи пронзил самый жуткий крик, какой мне случалось слышать. Он звучал все оглушительней, этот хриплый вопль слившихся воедино боли, страха и гнева. Говорят, от крика пробудились спящие в деревне и еще дальше – в доме приходского священника. Сердце застыло у нас в груди, и пока на смену последним отзвукам вновь не пришла тишина, из которой и возник этот вопль, мы с Холмсом стояли и смотрели друг на друга.

– Что это значит? – выдохнул я.

– Это значит, что все кончено, – ответил Холмс. – И не исключено, что это к лучшему. Возьмите оружие, мы пойдем в комнату доктора Ройлотта.

С видом серьезным и торжественным Холмс зажег лампу и первым вышел в коридор. Дважды постучал в дверь спальни, но ответа не последовало. Он повернул ручку двери и вошел; я следовал за ним, держа в руке револьвер со взведенным курком.