Книга Смерть на жемчужной ферме, страница 54 – Ад Бенноэр, Арнольд Беннет, Морган Джонсон, и др.

Когда я осторожно намекнул Форбсу на свои опасения по этому поводу, он с беззастенчивой усмешкой и с очень колоритными шотландскими словечками уверил меня, что он надлежащим образом заботится о нашей безопасности.

И вот каким образом он делал это. Он брал команду из белых людей, когда шел из Фриско в Мельбурн, затем рассчитывал их и брал на борт малайцев, работавших почти за одну пищу, и с ними обходил острова в поисках копры. Возвращаясь в Мельбурн, он выставлял малайцев и нанимал новую команду из белых, типичных портовых подонков, бравших работу на судне без жалованья, лишь бы попасть домой.

Таким образом, и на этот раз, прибыв в Мельбурн, он выставил малайцев и взял белых. Я внимательно осматривал их одного за другим, когда они всходили на борт по трапу, и оценил их сразу.

Их было восемь, высокого роста, но страшно истощенных, худых парней, с костями, просвечивавшими сквозь иссохшую кожу. Все они были теперь моряками, каждый имел свидетельство матроса первого класса, но чем они были раньше, я мог только догадываться: кулачными бойцами, а вернее, просто тюремными птицами, судя по их физиономиям.

В течение первой недели после выхода из Мельбурна все шло у нас благополучно. Люди еще не привыкли к судну и держали себя тихо и скромно. Кроме того, они ещё не знали друг друга, а когда на баке нет единодушия, то кают-компании бояться нечего.

Но они достаточно скоро открыли, что «Гермоза» была самым мокрым в смысле течи кораблем, какой когда-либо выходил в плавание, что кубрик ее был хуже свиного хлева и что провизия, которой их кормили, была немногим лучше падали.

Как только они полностью все это сообразили, они сейчас же в полном составе явились на корму и заявили свои жалобы. Они держали в руках провизию, полученную в этот день на обед, и демонстративно отворачивали от нее свои носы, как будто не могли выдержать запаха.

– Это настоящая отрава! – кричали они возбужденно, затем с проклятьями потребовали, чтобы мы дали им съедобную пищу и разрешили спать в свободной каюте на средней палубе.

– Ребята, – ответил капитан Форбс, когда они кончили, и я думал, что он сейчас заплачет, такой у него был соболезнующе печальный вид, – ребята, вы сами не понимаете, чего хотите. Вы форменные идиоты, если так говорите. У вас нет никакого понятия о благодарности. Никогда еще в жизни мне не приходилось иметь дела с такой наглой командой, и в сорок шесть лет я не собираюсь учиться заново, как управлять судном. Убирайтесь ко всем чертям на бак, поганые скоты, пока я не проучил вас как следует!

И они стояли, как окаменевшие, не спуская глаз с дула двух кольтов, уставленных на них Форбсом.

Как я говорил, Форбс ничего общего не имел с сентиментальностью или романтикой. Он был слишком расчетливым и современным для этого.

И как стадо шакалов, укрощенных на время, но не усмиренных навсегда, насколько можно было видеть по их злобным взглядам и слышать по соответствующим восклицаниям, люди медленно и неохотно ушли на бак.

В течение недели мы больше не слышали от них жалоб, а затем, когда мы добрались до широты Новой Каледонии, произошло нечто такое, что заставило их бросить всякую мысль о мятеже.

Один из подвахтенных заметил бутылку, плававшую на поверхности. Бутылка была закупорена и окрашена в белый, красный и синий цвета.