Книга Дело об «Иррегулярных силах с Бейкер-стрит», страница 68 – Энтони Бучер

За последующие десять лет я видел его лишь однажды — на Минданао, на Филиппинах. От нечестного бизнеса он перешёл к теневой политике — каким-то образом запутался в тамошних делах, пытаясь, насколько я смог разобраться, брать деньги и с японцев, и с повстанцев, а также получить немного мелочи, сообщив про кого-то или про всех них военным властям Соединённых Штатов. Когда я увидел его, он был в тюрьме — и был весьма этому рад; он знал, что под замком ему безопаснее, чем на улице, где любая из обманутых им сторон имела на него свои виды.

Позднее я услышал, что его освободили, и он вновь исчез — быть может, навсегда. И снова вспомнил я о нём лишь шесть лет назад. Помните ту шпионскую панику в Зоне Панамского канала? Секретные планы по взрыву шлюзов и всё такое? Ну, я вёз груз из Нью-Йорка на западное побережье Южной Америки. Мы много слышали о шпионах в Колоне — и, честно говоря, команда сильно нервничала. Двое из них оставили корабль — похоже, решили, что нас вот-вот взорвут — бум! — как только мы попытаемся пройти шлюз. Я только посмеялся. Я верил, что наша армия, даже скромный контингент, размещённый в Зоне канала, защитит нас и от худших опасностей. Но меня заинтересовало, что имя Питера Блэка звучало среди имён главных шпионов, представших перед судом.

Прибыв в Панаму, на тихоокеанском краю канала, мы услышали больше. Питер Блэк сбежал — при помощи некой невероятной уловки, заставлявшей предполагать, что, будь в его уме хоть одна честная мысль, этот человек мог бы пойти по стопам Гудини. Я не удивился; Питер, как вы могли и сами догадаться, умел твёрдо стоять на ногах. Но удивился я, когда в дне пути от Панамы услышал, что у нас на борту безбилетный пассажир.

Вы, конечно, видите, как развивается история, и можете догадаться, кем был этот безбилетный пассажир. Но можете вы, наверное, и представить то изумление, с каким я поднял в своей каюте взгляд от карт прямо на худое и сильно постаревшее лицо Питера Блэка.

Быть может, в тот момент я должен был немедля принять меры, вернуться в Колон и передать Питера военным властям, от которых он бежал. Но потеря минимум двух дней вкупе с двойной оплатой за проход по каналу едва ли обрадовали бы нью-йоркскую контору. Я подумал, что вполне безопасно будет передать его американскому консулу в Гуаякиле, первом нашем порту. В Эквадоре у власти было тогда дружественное правительство; экстрадиция не вызвала бы трудностей.

По крайней мере, так я успокаивал свою совесть. Отчасти правда, полагаю, состояла в том, что я вновь был рад увидеть Питера; будучи негодяем, он был и чертовски интересным спутником. Я сделал его своим личным пленником, держал его при себе большую часть времени, однажды ночью даже здорово напился с ним, на всякий случай выставив снаружи каюты охрану.

Именно в ту ночь он поведал мне единственные подробности его прошлой жизни, какие я слышал. Он никогда не умалчивал о последней, тёмной части своей карьеры; но никто и никогда не слышал от него ни слова о его делах до 1917 года. Теперь лучший кубинский ром сделал то, что не удалось ни одному индокитайскому напитку, и Питер Блэк заговорил.

Он был американцем, как я узнал из его горьких речей. Родом из маленького городка где-то в Канзасе. Счастливая юность, преданная земле, — чистый экстаз от зрелища растущей кукурузы. Что-то, чего я сам никогда не мог постичь; даже на покое Канзас для меня уже слишком. Жить там, где никогда не видишь моря, — это не жизнь человека. Но молодой Питер Блэк был там счастлив. И он поступил в университет штата изучать сельское хозяйство.