Книга Дело об «Иррегулярных силах с Бейкер-стрит», страница 69 – Энтони Бучер

Скажу кратко: он влюбился в младшую сестру жены одного из своих наставников. Звали её Алиса Крейвен. Профессор и его жена были чудесной счастливой парой с маленьким ребёнком; и Питер с Алисой, постоянно созерцавшие их домашние дела, решили немедленно пожениться. Тут в город приехала третья сестра.

Что именно она сделала, я разобрался с трудом. В этой части рассказа был нездоровый подтекст. Возможно, с вашим опытом вы поймёте — я не понял. Но в итоге эта сестра полностью настроила Алису против него. В день, назначенный для их свадьбы, Алиса навсегда покинула Канзас. Ещё через две недели она погибла в железнодорожной катастрофе.

Именно эта трагедия куда сильнее уклонения от призыва изгнала Питера из страны. Некоторые с яростью бросались на войну, ища избавления от своих горестей; но Питер жаждал свободы и диких приключений. Мир и спокойствие Канзаса, которыми он планировал наслаждаться с Алисой, теперь ему опротивели; он даже не хотел сражаться в их защиту. А ненависть к этой сестре наполнила его злобой и презрением ко всему роду людскому. С той поры человечество стало его законной добычей.

После этого я лучше понял Питера. Я начал почти что испытывать глупое, сентиментальное сожаление при мысли, что передам его властям, хотя и прекрасно знал, что никакая печальная личная история не может оправдать его порочного предательства. Но не могу сказать, что сожалел, когда на другой вечер после нашего прибытия в Гуаякильский залив Питер Блэк прыгнул за борт.

Я сделал, что мог. Мы включили прожекторы, спустили лодки и изо всех сил пытались отыскать его, но безрезультатно. Можно было предположить, что великолепный пловец добрался бы до берега в темноте. Это было маловероятно, но, зная Питера и его фантастическую удачу, я допускал такую возможность. Да, я надеялся на это и проклинал сам себя за эту мысль».

Здесь — это говорит опять Руфус Боттомли и проклинает своё устное выступление, но что делать человеку, кроме как наполнять свою речь дурацким жаргоном из «цитирую» и «конец цитаты»? — здесь усталый капитан прервал рассказ. Он с невероятной медлительностью набил трубку, с четвёртой попытки, наконец, разжёг её и молча сидел, поглаживая пальцем свежий порез на щеке.

— И что, — спросил я, — заставило Блэка вытащить нож при следующей вашей встрече? Страх, что вы сдадите его за шпионаж армии?

— А? — капитан Эгер выглядел поражённым, затем улыбнулся. — Понимаю. Моё прикосновение к порезу — да, я улавливаю ваши методы, дорогой Боттомли. Нет, — погрузился он в раздумья, — не думаю, что дело в этом. Или, по крайней мере, не только в этом. Скорее, думаю, это было потому, что я, единственный из всех, знал о сёстрах Крейвен. Но, как вам кажется, моя история затянулась до момента, когда?..

Я сверился с часами.

— Мерзкая стрелка. Капитан, она едва перевалила за десять. Думаю, мы можем…

Хайбол, казалось, освежил его; часть нервной усталости покинула его взор.

— Это было всего неделю назад, — проговорил он, — и с тех пор я ношу эту чёртову штуку на себе.

— Едва ли можно было ожидать, — тупо заметил я, — что шрам заживёт так быстро.

— Я не о шраме. Вы скоро увидите. Это случилось в… ну, можно сказать, что здесь, в забегаловке на Мейн-стрит. Сборище моряков — цветной свингующий оркестр, что-то вроде кабаре, девицы-завсегдатаи — вы знаете, что это за место, или, по крайней мере, знаете о нём. Я сидел в баре, тихо напивался и угрюмо гордился мастерством, с каким уклонялся от девиц, когда заметил в зеркале барной стойки знакомое лицо. В нескольких табуретах от меня сидел Питер Блэк. С той ночи в Гуаякильском заливе он постарел на двадцать лет, но я сразу же узнал его. Я забыл ту лёгкую неприязнь, что когда-то испытывал к нему, оставил свой табурет — но не свой напиток — и подошёл к нему. Он отказался меня узнавать — отрицал, что когда-либо видел меня раньше и когда-либо слышал о каком-либо человеке по имени Питер Блэк. Я был уже готов поверить, что ошибся, пока его протесты не стали столь настойчивыми, что я со всей очевидность понял их лживость. Будь он небрежнее, он смог бы меня одурачить; но он зашёл слишком далеко, и я просто чертовски разозлился. Я заговорил резче него, а жестокие слова у людей вроде нас не могут долго литься, не приводя к побоям. У нас уже была аудитория — группа моряков, перебивающих нас и с нетерпением ожидающих действия. Когда действие началось, все они вмешались. Мне с ними чертовским повезло, иначе нож Питера не смог бы столь безболезненно оцарапать мою щёку. Порез был болезненным, но в следующее мгновение я забыл о нём и почти забыл о Питере, позволив себе, несмотря на свой возраст, самый прекрасную и страстную кучу-малу за последние десять лет.