Книга Что дальше, миссис Норидж?, страница 120 – Елена Михалкова

Священник переводил обеспокоенный взгляд с одной на другого.

– Ну а вы, миссис Норидж? – вдруг громко спросил Николас. – Что вы скажете о кознях дьявола в Дорвик-хаусе?

Он откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди. Губы сложились в сардоническую усмешку.

– Ровным счетом ничего, – спокойно ответила гувернантка.

– Но хоть в дьявола вы верите?

– Я полагаю, что есть люди, в которых дьявольского больше, чем в самом дьяволе. Однако в том не его заслуга.

– И вам встречались такие?

– О да, нередко.

– Кто бы мог подумать!

– Я не всегда работала с детьми, сэр. Лучший жизненный опыт можно получить, занимаясь тем, что тебе отвратительно.

– Именно поэтому вы стали гувернанткой? – съязвил Николас. – Впрочем, я уже понял, что вы мастерица уклончивых ответов. Что ж, позвольте мне сменить безусловно занимательную тему нашей утренней беседы. Мне приятно сообщить, что моя картина завершена! Одну минуту!

Он вышел и вскоре вернулся, неся в одной руке подрамник, а в другой – полотно.

Под дружные аплодисменты пейзаж был выставлен на всеобщее обозрение.

– Я всего несколько часов назад покрыл его лаком. Он еще не высох до конца.

Амелия долго сидела перед картиной и наконец подняла на художника растроганный взгляд:

– Николас, это чудесно. Твой пейзаж дышит жизнью!

– Я буду счастлив преподнести его тебе! – Николас с улыбкой смотрел на Амелию. – Но с одним условием!

– Каким же?

– Ты позволишь мне задержаться, чтобы написать еще один? Я задумал его в пандан к этому.

Амелия подняла взгляд на гувернантку, словно растерянный ребенок. «Могу ли я верить ему?» – спрашивали ее глаза.

Пальцы Николаса сжимали спинку кресла. Эмма заметила, что костяшки его пальцев побелели от напряжения.

– Вы закончили свою картину вчера, мистер Барни-Трей? – почтительно спросила гувернантка.

– Я работал все утро на том же самом месте – ловил подходящий свет. Лишь там, над рекой он приобретает этот удивительный серебристый оттенок.

Миссис Норидж, которая провела час на берегу, тщетно дожидаясь художника, знала, что он солгал. Но вслух она сказала лишь:

– Искусство понесет большой урон, если вы не согласитесь, мисс Свенсон.

Амелия расцвела в улыбке:

– Работай сколько потребуется, Николас.

Если бы кто-то наблюдал за Эммой Норидж в следующие несколько часов, он заключил бы, что перед ним чрезвычайно деятельная женщина. Для начала гувернантка дошла до ближайшей деревни. Разговорившись с хозяйкой трактира «Чертополох и арфа», она без труда выяснила, что в гостинице вот уже две недели проживает молодой человек, по виду – джентльмен, неразговорчивый и хмурый. Он имеет обыкновение уходить до рассвета и возвращаться к обеду. При нем состоит неприветливый слуга, который таскает за ним груду вещей на прогулках. «Шотландцы», – осуждающе сказала хозяйка. Из чего миссис Норидж сделала вывод, что разговорить слугу ей не удалось, как она ни старалась.

– Захаживает к нашему джентльмену один приятель, – добавила славная женщина, подливая гувернантке свежее пиво. – Кажись, из Дорвик-хауса. Я слыхала однажды, как он убеждал этого самого МакАлистера, что тот должен ему помочь. Это, говорил, вопрос жизни и смерти!

– А тот что?

– А тот кричал, что не желает потакать бессовестной лжи. Принялись они браниться, но так, вполголоса. Без драки обошлось. А потом и вовсе затихли. – Хозяйка вздохнула с явным сожалением.