Книга Что дальше, миссис Норидж?, страница 74 – Елена Михалкова

Чедвик выпрямился, глаза его блеснули.

– А вы, сэр, образцовый трус, – отчеканил он. – Вы оскорбляете моего покойного отца, потому что он не может вам ответить, и мою мать, потому что она – женщина. Будь здесь ваш собственный отец, вы не осмелились бы и рта раскрыть.

Это был сильный удар. И нанес его Абрахаму двенадцатилетний мальчишка.

Чедвик поднялся из-за стола, всем своим видом показывая, что готов к порке. Но тут Абрахам наклонился вперед, сгреб мальца, подтащил его к себе и рывком задрал на нем рубаху.

– За дурака меня держите? – зловеще протянул он, рассматривая бледно-розовые, едва заметные следы на спине Чедвика. – Вот, значит, Норидж, как вы его наказываете! Придется и это взять в свои руки.

Он выволок Рыжего за ухо из столовой. Юнис уставилась на гувернантку, прижав ладонь к губам. И впилась зубами в собственный палец, когда из комнаты наверху раздался не вопль, как было раньше, а долгий мучительный стон.

* * *

С этого дня Абрахам окончательно стал собой. Казалось, избив Чедвика, он освободился от последних сковывавших его условностей. Мальчишка провел в постели три дня, а когда он встал, Абрахам избил его снова.

А потом снова.

И снова.

Он бил Чедвика розгой, бил тростью, бил кулаком; он бросал в него книгами и рассек ему лоб, швырнув в него чернильницу.

Наконец в их доме появился доктор Лэрд с призывом к милосердию.

– «Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына, – отвечал ему Абрахам, гнусно ухмыляясь, – а кто любит, тот с детства наказывает его». Так говорится в Библии. Неужто вы не почитаете Библию, доктор Лэрд?

– Я предупреждаю вас как врач: вы доведете мальчика до могилы.

– «Наказывай сына своего, доколе есть надежда, и не возмущайся криком его»! – процитировал Абрахам.

– Однажды вам удалось избежать тюрьмы, – холодно сказал Лэрд. – Но второй раз этого не случится.

Тело Чедвика покрылось рубцами. Я провел две недели в отъезде, а когда вернулся, не узнал Рыжего. Он похудел, лицо его заострилось.

Однако Абрахам отнесся к угрозе доктора серьезно.

Когда Чедвик в очередной раз ответил ему дерзко, он не стал бить племянника. Вместо этого он потащил паренька наверх и на его глазах уничтожил деревянный ковчег вместе со всеми животными.

Абрахам был человек большой силы. Я не встречал мужчины, который в ярости был бы столь же необузданным, как мистер Пламер. Он буквально размолотил ковчег кулаками и заставил мальчика смотреть на это.

Тогда я впервые увидел, как Рыжий плачет. При дяде он крепился, но едва у него появилась возможность удрать, он прибежал ко мне и всхлипывал в углу. Только Обглодыш помог ему успокоиться. Мальчишка уткнулся в него, и постепенно рыдания стихли.

– Мы сделаем новый ковчег, – пообещал я тогда.

Мы сделали новый, лучше прежнего.

Абрахам разрушил и его.

Он уничтожал все, что попадалось ему на глаза. Я видал, как он вырвал с корнем розы, посаженные Юнис. Хватался за колючие плети, словно это была шелковая трава, и швырял в сторону. Ладони у него были в крови, но, казалось, Абрахаму это только в радость. Когда он толкнул конюха так, что тот ударился головой о стену, в доме появилась полиция. Но Абрахам откупился. Он снова стал осторожнее – но зато изобретательнее.

И вся его злоба сосредоточилась на Чедвике.

Он запирал мальчишку в темном чулане, уничтожал его игрушки и наконец выплеснул чернила на портрет его отца. Чедвик кинулся на него с кулаками, и Абрахам отходил его так, что тот неделю не вставал с постели. Однажды воскресным утром я встретил Юнис, направлявшуюся в церковь. Лицо у нее было закрыто густой вуалью.