Книга Опаловая змея, страница 137 – Фергюс Хьюм

– Да, – воскликнула Мод, – я убила его! Моя мать подозревала меня, но не знала наверняка. Слушай. Когда Хэй рассказал, что Крил скрывается под видом Нормана на Гвинн-стрит, я решила покарать его за жестокость. Я заставила Хэя пообещать, что он достанет мне брошь Бикота – иначе никогда не выйду за него замуж. Я хотела сколоть брошью губы Крила, как он сколол мои, когда я была беспомощным ребенком. Но твой глупый поклонник не захотел расстаться с брошью. Трей, мальчишка, стащил ее из кармана Бикота, когда с ним произошел несчастный случай…

– Откуда ты знаешь Трея?

– Потому что я несколько раз встречалась с ним в офисе Пэша. Он выполнял поручения Пэша еще до того, как тот взял его на работу. Я увидела, что Трей – дьявол, которого я могу использовать. О, я знаю Трея и знаю индийца Хокара, который положил сахар на прилавок. Он пошел в магазин, чтобы убить твоего отца по моей просьбе. Я хотела отомстить и получить деньги. Хокара спасла от голодной смерти моя добрая мать. Он происходит из секты тхагов, если ты что‐нибудь о них знаешь…

– Ох, – простонала Сильвия, снова закрывая лицо руками.

– Видимо, знаешь. Тем лучше. Это избавит меня от объяснений, так как до прибытия твоего дурака осталось не так уж много времени. Хокар увидел, что я люблю причинять боль живым существам, и научил меня душить кошек, собак и тому подобное. Никто, кроме Хокара, не знал, что я их убиваю, и все думали, что он их ест. Но он ни при чем. Это я душила их, потому что мне нравилось видеть, как они страдают, и потому что я хотела научиться душить так, как это делают тхаги.

Сильвии стало дурно от страха и отвращения.

– Бога ради, не говори мне больше ничего, – умоляюще попросила она.

Но с тем же успехом она могла говорить с гранитной скалой.

– Ты услышишь все, – безжалостно продолжала Мод. – Я попросила Хокара задушить Крила. Он пошел в лавку, но, увидев, что у Крила только один глаз, не смог предложить его богине Бховани. Он пришел ко мне в отель Джадсона после того, как оставил сахар на прилавке, и сказал, что богиня не примет подношения в виде искалеченного человека. Я не знала, что делать. Мы с мамой отправились в контору Пэша, так как она собиралась привлечь Крила к ответственности за двоеженство. Там я встретила Трея. Он сказал мне, что отдал брошь Пэшу и что она находится в его кабинете. Мать разговаривала с Пэшем внутри, а я болтала с Треем снаружи. Я сказала Трею, что хочу убить Крила, а если он поможет мне, дам ему много денег. Он согласился, потому что он такой же как я в детстве, любит смотреть, как другие страдают. Ничего удивительного, что я такая – мою бабушку повесили за то, что отравила моего деда, наверное, страсть к убийствам у меня в нее…

– Я не хочу этого слушать! – воскликнула Сильвия, содрогаясь.

– Ты будешь слушать. Я скоро закончу, – безжалостно продолжала мучительница. – И вот, когда я обнаружила, что Трей похож на меня, я решила забрать брошь и помучить Крила – причинить ему такую же боль, какую он причинил мне! – яростно воскликнула она. – Трей рассказал мне о подвале и о боковом проходе туда. Когда мама и Пэш вышли из кабинета и направились к двери, я вбежала туда и взяла брошь. Она была спрятана под какими‐то бумагами и ускользнула от глаз моей матери. Но я искала, пока не нашла ее. Затем я договорилась с Треем о встрече в одиннадцать часов на углу Гвинн-стрит. Мы с мамой вернулись в отель Джадсона, а потом пошли в театр. А вечером поужинали и легли спать. То есть моя мать легла. Мы рано ушли из театра, потому что у мамы болела голова, и у меня было полно времени. Мать заснула почти сразу. Я спустилась вниз в темной одежде и с вуалью, проскользнула мимо ночного портье и встретилась с Треем. Мы прошли по боковому проходу в подвал. Думая, что мы клиенты, Крил впустил нас. Трей запер дверь, а я бросилась на Крила. Он выпил немного, иначе я не смогла бы с ним справиться. Как бы то ни было, он был слишком напуган, когда узнал меня, чтобы сопротивляться. С ним случился обморок. С помощью Трея я связала ему руки за спиной, а потом мы оба повеселились. – Она радостно потерла руки, словно одержимая.