Онлайн книга «Слепой цирюльник»
|
– И что же? – Не вышло, – угрюмо признал Морган. – Я уговаривал и умолял Пегги. Я предупреждал, что непременно случится что-то ужасное, если мы попытаемся дать представление своими силами, и Перригор рассвирепеет даже больше, чем мог бы, если бы представление не состоялось. Она этого не понимала. Она не поняла даже после коротенькой репетиции первой картины. Мое воплощение Шарлеманя, пусть я и льщу себе, было вполне убедительным и царственным, а вот Кёрт в роли Роланда уже на репетиции вошел в раж и настаивал на том, чтобы зачитать длинный консульский отчет на французском языке, с фактами и цифрами, касающимися экспорта сардин из Лисабона. Капитан Вальвик за фортепьяно также был ошибкой. И не только потому, что он собирался приветствовать появление армии франков мелодией «Ла Маделон»[52]: когда кто-то объяснил ему в общих чертах, что мавры «такие черные парни», он решил, что могучий мавританский султан будет выходить под «Отца вод»[53]. Затем… – Подождите! – воскликнул доктор Фелл, глаза которого снова заблестели из-за выступивших от смеха слез, и он зажал рукой рот, сотрясаясь всем телом. – Я не вполне понял. Это ведь должен быть один из самых ярких моментов. Почему же вы так не хотите рассказывать о нем? Ну-ка выкладывайте! Представление состоялось или нет? – Ну… да – и в то же время нет, – ответил Морган, неловко поерзав. – Во всяком случае, оно началось. О, я признаю, что в некотором смысле оно спасло нам жизнь, потому что старые парки, вечно сующие нос не в свое дело, были наконец за нас, однако я бы предпочел, чтобы они спасли нас каким-нибудь иным способом… Вы ведь отметили, что я сегодня не особенно жизнерадостно выгляжу. Наверное, вы также обратили внимание, что я пришел без жены? Она должна была встретить меня в Саутгемптоне, но в последний момент я отправил ей радиограмму с просьбой не приезжать, потому что я испугался, вдруг кто-нибудь из пассажиров… Доктор Фелл сел прямо. – Если уж я начал об этом рассказывать, – произнес Морган с усмешкой, – то, наверное, придется договорить. К счастью, мы не продвинулись дальше первой картины, в которой Шарлемань читает пролог. Роль Шарлеманя исполнял я. У Шарлеманя были длинные белые бакенбарды; его достопочтенную голову украшала золотая корона, усыпанная бриллиантами и рубинами; могучие плечи окутывала багровая мантия, отделанная горностаем; широкий меч в драгоценных ножнах висел на поясе, а живот под кольчугой был сделан из четырех диванных подушек, дабы придать ему embonpoint[54]. О, я был Шарлемань! Шарлемань читал пролог, стоя за подсвеченным полупрозрачным экраном в глубине сцены, словно в высокой раме картины. Н-да. Как бы не так! Мистер Лесли Перригор только что завершил свою страстную речь, длившуюся ровно пятьдесят пять минут. Мистер Перригор сказал: это представление – именно то, что нужно. Он выразил надежду, что зрителей, разум которых сделался вялым из-за тлетворных миазмов Голливуда, взбодрит освежающая волна, пока они будут смотреть эту волнующую драму, где в каждом жесте отображено движение человеческой души. Он велел смотреть внимательно, даже если они не смогут в полной мере оценить все нюансы этой драмы, утонченные слияния и ошеломительные обертоны сюжетной линии, дерзновенные гармонии метафизических исканий человека, какие только и найдешь в наши дни на самых сильных страницах Ибсена. Еще он высказал множество комплиментов доблести Шарлеманя. О, я был Шарлемань! |