Книга Расследования Арсена Люпена, страница 73 – Морис Леблан

Однако эта мирная жизнь, полная супружеских услад, длилась недолго: пока графиня была поглощена воспитанием детей, Франсуа де Меламар – по воле злого рока – пленился театральной актрисой мадемуазель де Вальнери. Она была совсем молода, привлекательна, остроумна и отличалась весьма скромным талантом при очень больших амбициях. Внешне все шло вполне благопристойно. Франсуа де Меламар по-прежнему относился к супруге с неизменным почтением, уделяя ей, как он выражался, семь восьмых своей жизни. Однако каждое утро он, под предлогом прогулки или посещения мастерских знаменитых художников, уходил из дому и с десяти часов до часу дня наслаждался обществом своей любовницы, принимая такие предосторожности, что нежная Анриетта так ничего никогда и не узнала.

И лишь одно обстоятельство омрачало жизнь cчастливого, но ветреного супруга – необходимость покидать свой драгоценный особняк с его прелестными безделушками, расположенный на улице д’Юрфе, в самом сердце Сен-Жерменского предместья, и отправляться в жалкую лачугу любовницы, где ничто не радовало глаз. Измена жене не тревожила его совесть, зато измена особняку терзала сердце. Вот таким-то образом на другом конце Парижа, в некогда заболоченном квартале Марэ^[9], где богатые буржуа и аристократы возводили загородные дома, и появился построенный по приказу вашего предка особняк, ничем не отличавшийся от того, что стоял на улице д’Юрфе, и даже точно так же меблированный. Правда, фасад второго дома кое в чем не походил на оригинал – чтобы никто не смог обнаружить этот дворянский каприз, однако стоило Франсуа оказаться на парадном дворе Фоли-Вальнери^[10] – как он именовал свое новое жилище, – и он тут же чувствовал, что в этом уютном местечке, которое он себе обустроил, его жизнь идет обычным ходом. Даже ворота этого второго дома закрывались с тем же стуком, что и в первом.

Двор был замощен камнями из того же карьера, что и первый. Ступеней крыльца было ровно столько же, пол в вестибюле выложили такой же плиткой, и в каждой комнате стояла в точности такая же мебель и красовались такие же безделушки. Словом, ничто не нарушало ни вкусы, ни привычки хозяина. Приходя сюда, он все равно что приходил домой. Здешние и тамошние его занятия были совершенно одинаковы. Он продолжал составлять инвентарные списки и каталоги своих сокровищ, и его мания дошла до того, что любая сдвинутая с места безделушка причиняла ему невыразимые страдания.

Увы, эти утонченные чувства, это изысканное упоение красотой привели графа к гибели и обрекли на трагическую судьбу весь его род, несколько его поколений. История домов-двойников постепенно стала передаваться из уст в уста и в светских салонах, и на улицах. О ней повсюду судачили. Мармонтель, аббат Галиани и актер Флери смутно намекали на нее в своих письмах и мемуарах. И в конечном счете мадемуазель Вальнери, которую графу долго удавалось держать в неведении, также все узнала.

Оскорбленная до глубины души – ибо эта девица воображала, будто имеет над своим любовником безграничную власть, – она предъявила ему ультиматум, предложив выбирать, но не между ею и его супругой, а между двумя особняками. Франсуа не колебался ни минуты: он выбрал особняк на улице д’Юрфе, а своей любовнице отправил прелестную записку, которая дошла до нас благодаря Гримму^[11]: «Прекрасная Флоринда, я стал десятью годами старше, Вы тоже. Итак, нашей связи уже двадцать лет. Не кажется ли Вам, что по прошествии двух десятилетий нам пора распрощаться?» И он действительно распрощался с Вальнери, оставив за ней особняк на улице Вьей-де-Марэ со всеми его безделушками, тем более что сожалеть ему было не о чем, ибо дома его поджидали точно такие же и там он мог целиком посвятить себя Анриетте.