Книга Последнее дело Холмса, страница 50 – Артуро Перес-Реверте

Упоминание, пусть мысленное, великого сыщика обратило мои мысли к насущной проблеме и к тому, какие шаги по решению оной следует предпринять, – то есть к весьма занимательному расследованию, которое мы полушутя-полусерьезно затеяли, и к моей довольно двусмысленной роли в нем. Какое-то время я размышлял об этом, опершись о железные перила и покуривая, а потом заметил, что сна по-прежнему ни в одном глазу, вернулся в номер, сунул в карман портсигар и зажигалку от Марлен Дитрих, взял ключ, вышел в коридор и направился вниз, в библиотеку.

– Какой сюрприз, – сказал я, войдя.

Пако Фокса поднял глаза от книги, которую держал в руках, и взглянул на меня. Он сидел в кресле и читал при свете трех керосиновых ламп. На полках, помимо книг – изобильно представленных творений Генри Джеймса и Томаса Манна вперемежку с Моэмом, Грином, Цвейгом, Йерби, Слотером и еще несколькими, – стояли переплетенные комплекты «Пари-матч», «Эпоки», «Лейдис хоум джорнал» и греческого «Имброса» сороковых годов.

Оправившись от первоначального замешательства, испанец мне обрадовался.

– Не спится, – сказал он, словно оправдываясь.

– И мне.

Я уселся напротив. В пепельнице лежали три окурка.

– Вы ищете что-нибудь конкретное?

– Факсимильное издание рассказов Конан Дойла в «Стрэнде». О котором упомянула мадам Ауслендер. – Он приподнял книгу. – Она имела в виду это.

Я потерял дар речи, а Фокса, казалось, наслаждался моим изумлением. Ничего удивительного, сказал он через минуту, что нам в голову пришла одна и та же мысль. Это лишь подчеркивает нашу с вами синергию.

– Я подумал, что недурно было бы освежить кое-какие литературные воспоминания, – сказал я.

– Таково же было и мое намерение.

Он протянул мне тяжелый толстый том большого формата: «Шерлок Холмс. Полное иллюстрированное издание „Стрэнда“». Когда журналы переплетали, с ними обошлись довольно небрежно, но страницы не пострадали.

– Ничего нет нового под солнцем, – заметил я. – Все уже было или было написано.

Рассматривая иллюстрации, я медленно перелистывал страницы, пока не дошел до 118-й, где были изображены Холмс и Ватсон: один стоял спиной к камину, другой сидел. Подпись гласила: «Потом 〈он〉 встал перед камином»^[44]. Я показал ее Фокса.

– Эти иллюстрации сделал Сидни Пэджет в тысяча восемьсот девяносто первом году, – отозвался он. – Вам света достаточно? Это гравюры. Первые иллюстрации – к «Скандалу в Богемии» – навсегда определили канон: Ватсон – пониже ростом, более коренастый и плотный, с усами, а Холмс – долговязый и сухощавый, с высоким лбом и крупным орлиным носом. Были и другие иллюстраторы, но никто не сумел передать так точно самую суть персонажей. – Он помолчал. Потом взглянул на гравюру и на меня. – Вылитый вы.

– Некоторое сходство есть, – согласился я.

– Похоже, вы помните все подробности всех совершенных в девятнадцатом веке злодеяний.

Я улыбнулся, узнав парафраз из «Этюда в багровых тонах», но промолчал. Дошел до 197-й страницы, где помещалось классическое изображение Холмса, которое уже никто никогда не смог изменить, – в халате и с трубкой в зубах. Показал его и Фокса.

– Как две капли, – подтвердил он.

– Потому-то мне и дали эту роль когда-то. Уж не знаю, к добру или к худу, но своей славой я обязан Пэджету и его рисункам. И своим манерам.