Книга Аптекарский огород попаданки, страница 114 – Ри Даль

Я замерла, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Надежда Алексеевна Щукина — её имя я запомнила мгновенно, как заклинание, открывающее дверь к моей мечте. Балканы. Фронт. Возможность быть полезной, спасать жизни, искать В.Б. Всё, ради чего я жила, всё, что держало меня, несмотря на страх, боль и сомнения, вдруг стало таким близким, почти осязаемым.

— Василий Степанович… — начала я, но голос дрогнул, и я сглотнула, пытаясь совладать с собой. — Я… я не знаю, как вас благодарить. Это… это всё, о чём я мечтала.

Я встала, не в силах усидеть на месте, и шагнула к нему, забыв о приличиях, о дистанции, которую он так тщательно выстраивал. Мои руки сами потянулись к его ладони, сжимавшей трость, и я сжала её, словно пытаясь передать всю свою признательность через это прикосновение.

— Спасибо, — прошептала я, глядя ему в глаза. — Вы даже не представляете, что это для меня значит.

Однако лицо Булыгина осталось непроницаемым. Нет, не так — оно было мрачным, почти суровым. Глаза, обычно такие острые, сейчас смотрели куда-то в сторону, избегая моего взгляда. Его пальцы под моей ладонью напряглись, но он не отстранился. Только губы его сжались в тонкую линию, и я вдруг поняла, что он не рад. Совсем не рад.

— Я лишь исполнил вашу просьбу, Александра Ивановна, — сказал он, и в его голосе не было тепла. — Завтра вы сможете отправиться в Петербург. Я всё устрою — экипаж, бумаги, сопровождение до Фонтанки.

— Завтра? — переспросила я, чувствуя, как радость смешивается с внезапным холодом. — Так скоро?

— Чем скорее, тем лучше, — отрезал он, и в его тоне мелькнула резкость, которой я не ожидала. — Община не ждёт. Война тоже.

Я отпустила его руку, отступив на шаг. Что-то в его словах, в его взгляде, в его напряжённой позе кольнуло меня, как шип розы. Он не хотел, чтобы я уезжала. Это было так очевидно, что я почти могла это потрогать.

— Василий Степанович, — начала я осторожно, — если вы против…

— Против? — перебил он, наконец посмотрев на меня. Его глаза были тёмными, почти чёрными от сдерживаемых эмоций. — Это ваш выбор, Александра Ивановна. Я не вправе вас удерживать.

Я открыла было рот, чтобы возразить, чтобы сказать, что его мнение важно, что я…

Но слова застряли в горле.

Что я могла сказать? Что чувствую вину за то, что ухожу? Что его забота, его защита, его молчаливая поддержка стали для меня чем-то большим, чем я готова была признать?

Нет, я не могла. Не сейчас.

— У меня лишь одна просьба, — добавил Булыгин, и его голос стал хриплым. — Расскажите Агате сами. Она… она очень к вам привязалась. Для неё это будет… нелёгким известием.

Я кивнула, чувствуя, как горло сжимается.

Агата. Моя маленькая девочка, моя радость, моё солнышко. Как я могла оставить её? Как могла объяснить ей, что ухожу, что бросаю её, даже если ради мечты? Вина, которую я пыталась заглушить, вдруг навалилась с новой силой, и я опустила взгляд, чтобы Василий не увидел, как мои глаза предательски заблестели.

— Я поговорю с ней, — пообещала тихо. — Сегодня же.

Он кивнул, и на миг мне показалось, что он хочет сказать что-то ещё. Но вместо этого он отвернулся к окну, словно больше не мог выносить моего присутствия.

— В таком случае всё решено, — сказал он, и в его голосе была такая окончательность, что я почувствовала, как дверь между нами захлопнулась. Навсегда. — Можете идти, Александра Ивановна.