Книга Аптекарский огород попаданки, страница 115 – Ри Даль

Я вышла из кабинета, ощущая, как сердце сжимается от смеси радости, страха и горечи. Радость — потому что моя мечта была так близко. Страх — потому что я знала, что иду навстречу неизвестности, войне, опасности. А горечь… горечь была из-за Василия Степановича, из-за его мрачного взгляда, из-за его молчания, которое говорило больше, чем слова. И из-за Агаты, которой я должна была разбить сердце.

В коридоре остановилась, прижавшись спиной к стене. Дыхание вырывалось рвано, и я закрыла глаза, пытаясь собраться. Что-то внутри меня кричало, что я должна вернуться, сказать ему всё, что накипело в душе, но я заставила себя оттолкнуться от стены и пойти дальше.

Не время. Не сейчас.

Нужно было найти Агату, поговорить с ней, подготовиться к ужину, где, я знала, мне придётся держать себя в руках, несмотря на шторм в груди.

В саду я нашла Груню и Агату, игравших в нашу «травяную» забаву. Их смех доносился издалека, звонкий и беззаботный. Груня размахивала веточкой лаванды, а Агата, хихикая, пыталась её выхватить. Рядом, в тени яблони, сидела Изольда Пална, гувернантка Агаты, с книгой на коленях. Её лицо, обычно строгое и бесстрастное, сегодня казалось бледнее обычного, а глаза — какими-то стеклянными. Она сидела неподвижно, словно не замечая весёлой суеты вокруг. Я отметила это мельком, но мысли мои были заняты Агатой.

— Сашенька! — воскликнула Груня, увидев меня. — А мы тут с Агатушкой травки собираем! Хочешь с нами?

— Позже, Груня, — ответила я, стараясь улыбнуться. — Мне нужно… поговорить с Агатой.

Агата подскочила ко мне, её глаза сияли, как два маленьких солнца.

— Сашенька, расскажи про ромашку ещё что-нибудь! — попросила она, хватая меня за руку.

Я опустилась на покрывало рядом с ней, чувствуя, как сердце сжимается. Груня, словно почувствовав моё настроение, замолчала, а Изольда Пална вдруг кашлянула — сухо, надсадно, и я невольно посмотрела на неё. Она тут же отвернулась, прикрыв рот платком, и пробормотала:

— Простите, что-то в горле першит…

Её голос звучал слабо, почти надтреснуто, и я заметила, как её пальцы слегка дрожат, когда она убирала платок. Что-то в её виде — бледность, лёгкая испарина на лбу, вялость движений — показалось мне странным. Но я отмахнулась от этой мысли, решив, что это, должно быть, простуда или усталость. Мои мысли были заняты другим.

— Агата, — начала я, беря её маленькие ладошки в свои. — Мне нужно тебе кое-что сказать.

Её глаза, такие доверчивые, такие ясные, смотрели на меня с ожиданием, и я почувствовала, как горло перехватывает.

— Я… я скоро уеду, — сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — В Петербург. А потом, возможно, ещё дальше.

Агата заморгала, её улыбка немедленно угасла.

— Уедешь? — переспросила она тихо, словно не веря. — Но… надолго?

Я сглотнула, пытаясь подобрать слова.

— Я не знаю, милая. Я еду, чтобы помогать людям. Спасать их. Как врач. Помнишь, я рассказывала тебе про лекарства, про травы?

Она кивнула, но её нижняя губа задрожала.

— Но ты вернёшься? — спросила она, и её голос был таким тонким, таким хрупким, что я едва сдержала слёзы.

— Я… я постараюсь, — ответила я, понимая, как слабо звучит это обещание.

Агата вдруг вырвала свои руки из моих и вскочила.

— Ты не можешь уехать! — крикнула она, и её глаза наполнились слезами. — Ты обещала быть со мной! Обещала!