Книга Аптекарский огород попаданки, страница 119 – Ри Даль

— Агатушка, — позвала я тихо, входя в комнату.

Она обернулась, и её глаза, такие ясные и доверчивые, наполнились слезами.

— Сашенька, — прошептала она, и голос её дрожал. — Ты правда уезжаешь?

Я опустилась на колени перед ней, поставив саквояж на пол. Её ручки, холодные, несмотря на тёплый день, тут же нашли мои.

— Правда, милая, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо. — Но я вернусь. Как только война закончится, сразу вернусь к тебе.

Она покачала головой, и слёзы покатились по её щекам.

— А если ты… Как папенька… Он тоже ушёл на войну, а вернулся… — она запнулась, — вернулся не таким.

Я сжала её руки, чувствуя, как её слова режут сердце. Василий Степанович. Его шрам, его увечье, его боль, спрятанная за суровостью. И Агата, потерявшая мать и сестру, боялась потерять ещё кого-то. Меня.

— Вернусь, — повторила я, вкладывая в слова всю свою веру. — Обещаю. И знаешь, я буду думать о тебе каждый день. О том, как мы собирали травы, как играли в прятки, в салки. Помнишь?

Она кивнула, но кашель снова прервал её. И я заметила, как она прижала руку к груди, словно ей было трудно дышать. Тревога, что тлела во мне, вспыхнула ярче. Я коснулась её лба — он был горячим, слишком горячим.

— Агата, ты себя хорошо чувствуешь? — спросила я, стараясь не выдать волнения.

— Немножко кашляю, — ответила она, отводя взгляд. — Это ничего, Сашенька. Пройдёт.

Но я не была так уверена. Изольда Пална больна. Теперь Агата кашляет, лихорадит.

— Агатушка, — сказала я, стараясь улыбнуться, — ты главное, отдыхай. И если станет хуже, сразу скажи папеньке или Вениамину Степановичу. Он ведь умный, он поможет.

Она кивнула, но её глаза были такими грустными, что я не выдержала и обняла её, прижимая к себе. Её маленькое тело дрожало, и я не знала, от слёз или от лихорадки.

— Расскажи мне про свою маменьку, — попросила я, чтобы отвлечь её. — Какой она была?

Агата отстранилась, вытерла слёзы рукавом и задумалась.

— Маменька была… как солнышко, — сказала она тихо. — Она всегда пела, когда шила. И учила меня цветы вышивать. А ещё она любила розы, как ты. Папенька говорит, я на неё похожа.

Я улыбнулась, чувствуя, как слёзы жгут глаза. Ольга Яковлевна, жена Василия, умершая вместе с их старшей дочерью Наташей. Их тени витали в этом доме, в каждом взгляде Агаты, в каждом молчании Булыгина.

— Ты и правда как солнышко, — сказала я, целуя её в лоб. Он был всё таким же горячим. — И маменька твоя, должно быть, гордится тобой, глядя с небес.

Агата улыбнулась, но кашель снова сотряс её. Я сжала её руку, борясь с желанием остаться. Вениамин здесь, напомнила я себе. Он присмотрит за ней. Однако сердце всё равно ныло.

— Мне пора, милая, — сказала я, вставая. — Но я вернусь. Обещаю.

Она только кивнула, и я вышла, чувствуя, как дверь за мной закрывается с тяжёлым скрипом, словно отрезая меня от части моей души.

Остаток дня тянулся медленно, как будто время решило помучить меня напоследок. Василий Степанович так и не вышел из кабинета. Архип Кузьмич, встретив меня в коридоре, сообщил, что хозяин велел не беспокоить его, но экипаж будет готов к вечеру. Агата осталась в своей комнате, и я не решилась тревожить её снова. Груня и Вениамин были заняты своими делами — я видела их в саду, где они о чём-то шептались, держась за руки. Их счастье, такое простое и тёплое, только подчёркивало мою собственную тоску.