Книга История Натаниэля Хаймана, страница 98 – Арм Коста

— Мне хочется верить, что вы не обманываете меня.

— Я честен с вами, друг мой! — воскликнул Хейм. — Верьте мне! Теперь я понимаю, почему знаки указывали на вас. Вы — ключевое звено во всей этой неразберихе.

Мне казалось, что Натану захотелось не столько излить душу, сколько медленно меня подвести к своему замыслу.

— Что вы задумали, мсье Хейм? — я перешёл с обвинительного тона на прежний, дружеский.

Мы оба умолкли. Только наше равномерное тихое дыхание раздавалось в кабинете Натана.

Часы пробили девятый час. Ветер усиливался. Вглядываясь в полумрак за окном, Хейм задумчиво произнёс:

— Я жду, чтобы вы исполнили свой план и довели его до логического завершения.

— Зачем вам это? — спросил я.

— Всё закончится так, как в книге. Измените же её наконец, Доминик! — вскрикнул он.

В его голосе звучал укор, он словно пытался упрекнуть меня за недомыслие. Я, как глупый осёл, не понимал очевидного. В его крике слышался самый настоящий страх.

Я сел на стул, сгорбился, как старик, поджав под себя ноги, и сидел так неподвижно, глядя в пустоту.

— Как, по-вашему, я должен изменить ход событий в книге? Разве я волшебник? Ко всему прочему, я до сих пор не знаю, что это за книга.

— Вам и не нужно знать, это собьёт вас с пути, делайте лишь то, что задумали, и не мешкайте, начинайте прямо сейчас, — умоляюще сказал Хейм.

— По вашему тону чувствуется, что вы знаете мой замысел, — с подозрением произнёс я.

Спину мою охватило холодом, а в груди неимоверно пекло.

— Знаю! — подтвердил Натан.

— И когда же вы об этом догадались? — спросил я. — Не представляете, как мне это интересно!

— До того, как вы сами это придумали, я с этими мыслями и явился к вам, но подумал, что, если нас, действительно, ведёт судьба, вы неизбежно сами догадаетесь, так оно и получилось. Но мне кажется, что вы теряете веру, это весьма печально. Ведь мы почти у цели!

— Мне нужно выйти, — резко произнёс я.

На первом этаже продолжалось веселье. Играли приглашённые музыканты, и несколько пар кружилось под знойные аргентинские мелодии. Воздух был наполнен запахами дорогих духов, пота, вина и фруктов.

Мойра Шахор отчаянно скучала в духоте разгорячённых тел. Парень лет двадцати, сын известного банкира, которого она успела вслух обозвать «заморышем», делал отчаянные усилия, чтобы познакомиться с ней. Он, слишком худой, в белоснежной шёлковой рубашке, с изящными, как у барышни, руками, старался, чтобы его неразговорчивая знакомая хоть немного развеселилась.

Где-то на другом конце зала сердито бормотал Бернард. Недовольно ворча, он бросал гневные взгляды на свою госпожу, которая, смешно покачивая ногой, думала совсем не о сыне банкира.

— Вот же болван! Да отстань ты от меня! Убирайся!

Она говорила это глазами, а сама звонко, по-девичьи, смеялась.

Немного подумав, я решил вернуться в кабинет Хейма. Хозяин всё ещё находился там.

— Расскажите, каков мой план? Я хочу убедиться, что мы думаем об одном и том же, — потребовал я.

— Вы по-прежнему не доверяете мне, Доминик.

— И всё же! — настаивал я.

— Хорошо, уговорили. Вы напишете роман. Знаю, что вы этого никогда не делали, потому что боялись. Опишете мою жизнь и жизнь Авелин до этого дня, как оно и есть, и завершите книгу хорошим концом, где она остаётся со мной. Вот что вы задумали, Доминик, разве я не прав?