Книга Руны земли, страница 226 – Георг Киппер

– О, что мы видим! У, что мы видим! Ах, что мы видим!..

– Вижу, вижу, события печальные, чешет бонд пятерней голову, ведь земля плодами украшена, нанимать работников надобно, пастухов молоденьких, так стада приумножены, овцы и свиньи, козы и коровы, гуси и курицы умножаются, все навозом заполнено, вот дела так дела, навозу как море, на поля вывозить замотались трэлли море навоза.

– За навоз! – подхватили клич сотни глоток. – За навоз!

И хотя утром бондам предстояло ездить друг к другу в гости, хвалясь ранним подъемом и одаривая соседей удачей, пир у конунга был делом важным, и они оставались здесь допоздна, а уж что значит обилие навоза на их земле, они понимали лучше других.

Вот купцов сменили ряженные козлами с бубнами, вместе с ними финны, украшенные еловыми ветками. Песни перетекали из одного конца халла в другой, дорогое вальское вино текло по усам. Рыбу в щёлоке с топленым маслом и перцем сменила свиная колбаса и студень, затем подали жареные ребрышки с квашеной капустой, а после них запеченные окорока, гордость очага, с сочащейся жиром корочкой, украшенной моченой брусникой.

Самый голодный из вечно голодных дренгов уже наелся за этим столом. Но и огромные золотистые гуси были растерзаны в пару мгновений, запиты квасом и заедены брюквенной запеканкой. Словно на весь будущий год люди набивали свои животы по самую глотку.

Только большой круглый хлеб стоял нетронутым на столе у огня – там он и останется в течение всех праздников и станет даром людей весенним полям и стадам. В самое темное время люди помнили о будущем. Время Сундумаа, время рождения, творения, время начала – земля Сунду тем и опасна, что на ней нельзя ошибиться. Плохо будешь есть, плохо веселиться – весь год не сложится. Как пройдешь эту область времени, так и заживешь потом. Что соберешь на ней, то и используешь в последующем. Поэтому хлеб, как дар будущему, стоял среди веселья нетронутым.

* * *

Вечер был долгим. Вместе с гутландцами пришел к конунгу Альгис со своими вэрингами. Простой гость вряд ли мог оказаться близко к конунгу, но вэринги Альгиса после игр с мячом были у Эйстейна и его дружины в большом почете, поэтому их усадили поближе к главным местам вместе с Ингольфом, который, сняв с себя наряды, превратился в богатого фармана^[149].

На пиру Альгис снова столкнулся взглядом с гостем Ингольфа, который явился в последний день игры в мяч. Ингольф звал его Финн. Все эти дни Финн-пришелец где-то пропадал. Только перед самым йолем он вновь появился, и Ингольф даже привел его вместе с купцами-гутландцами на пир. Темнолицый финн с белыми глазами и белыми волосами. Лицо словно из сосновой коры, движения медленные, легкие и точные. Не воин, привыкший к тяжелому мечу, не охотник с чуткими и бессмысленными глазами, не купец с легкой речью и даже не старик, но все они, вместе взятые.

Альгис в этот вечер почти не пил. Знакомец Ингольфа также лишь подносил чашу к губам. Ни разу Альгис не видел, чтобы мальчишка подливал ему браги. Словно Финн ждал чего-то и высматривал. Он бросал взгляды на Эйстейна-конунга, на Исгерд-дроттнинг, на Хальвдана, сына конунга, но больше всего Альгиса поразил взгляд Финна на младшего Грима. Дрожь прошла по Альгису от этого взгляда. Казалось, что-то неподвижное, словно огромный ящер, смотрело изнутри этого человека.