Книга Руны земли, страница 273 – Георг Киппер

От хмельного меда дом перестал казаться убогим. Торгейр спросил Инги, кто он и откуда. Инги рассказал о своем отце, о походе Сигмунда, убийстве Эйстейна, бегстве Хальвдана и изгнании Ульвкелля. Торгейр улыбался, слушая о том, что происходило в Алдейгье, и, похоже, действительно не знал, что последние три года Алдейгьей правил Эйстейн-норвежец, а не старый конунг.

Инги с Тордис с трудом дождались лая собачки на подъехавшую повозку хусбонда. Та была на этот раз заполнена, и им пришлось сидеть на доске, спина к спине с возницей.

– У нас трэлли живут лучше, чем эти люди, – проговорил Инги, когда они отъехали.

– Думаешь, девушек отдают в служанки от хорошей жизни? Отец Торы – свей, был вместе со всеми в том походе, дружил с Эйриком, которого изгнали после возвращения, но остался в Алдейгье из-за любви к ее маме.

– И потерял жизнь. Теперь они прозябают ради друг друга, боясь умереть раньше другого. Сил наладить хозяйство нет, решимости умереть тоже, – злился из-за потерянного времени Инги.

– Мои родители отдали меня к Скули-ярлу тоже не от хорошей жизни. До этого отец часто жалел, что не отвез меня в лес после рождения: одним ртом было бы меньше.

* * *

Вечером Ингольф-купец вместе с друзьями-иудеями с Итыл-реки встретил Хельги, Инги и Ахти у широких дверей гостевого дома купцов с Гутланда.

В темном зале, освещенном огнем очага и настенными светильниками, собралось много людей. Помимо Менахема и Яакова, Инги узнали и шумно приветствовали Галыб, Бахтиер и другие болхары, подошел к нему и Кнут со все еще опухшим лицом, и чернобородый Месроп, который обнял его как родственника. Все выражали Инги радость по поводу его выздоровления и соболезнования по поводу смерти Эрлинга. Он же, уже свыкнувшись с утратой, рассудительно отвечал, что в смерти воина нет ничего преждевременного.

Наконец старшие расселись по местам, трэлли внесли столовые доски с угощением и посудой, девушки понесли по рядам лучшее вино, которое сохранил до весны Ингольф.

Инги усадили с вэрингами, и они начали пить с Кнутом и Галыбом обязательные чаши – за мир, за победу Отца Лета над Сыном Трудности, за урожай и за предков. Пышногрудая Драва своевременно подливала собеседникам вино, и Инги было весело среди старых знакомых, когда его взгляд поймал еще одно знакомое лицо. Человек сидел на почетном месте между его отцом и Ахти, втроем они о чем-то оживленно беседовали.

Это был тот старик, что вышиб из него дух в битве у Кракунеса. Он был одет в длинную льняную рубаху, подпоясанную плетеным поясом, несколько раз обернутым вокруг тела, седые волосы стянуты ремешком. Рядом с его бедром к скамье был прислонен тот самый посох, удар которого свалил Инги в битве у Кракунеса. Инги запнулся на полуслове, но Кнут и Галыб продолжали болтать.

Наконец, когда были выпиты обязательные чаши и люди стали переходить с места на место, чтобы свободно пить и говорить со старыми друзьями, Инги выжидающе посмотрел на отца, и тот кивнул, приглашая сына к почетным местам. Сидящий напротив отца Ингольф чуть подвинулся, освобождая место для Инги.

– Как здесь оказался человек, оглушивший меня в битве у Кракунеса? – спросил Инги, стоя перед троицей друзей.

– Знакомься, Вади, это мой сын Инги, – улыбнулся отец. – Это Вади, годи Фрейра-аса в Алаборге. Когда-то мы с ним были в походе на Миклагард.