Онлайн книга «Сердцеед в Венецианской паутине»
|
«Меня зовут Катарина, синьор, — сказала она тихо, с легким акцентом, возможно, славянским. — Пойдемте?» Мы вошли в небольшую комнату. Скромно, но чисто: кровать, столик, пара стульев, тусклая лампа. Запах лаванды и пудры. Катарина сразу же начала расстегивать свой наряд, движения быстрые, привычные. «Синьор, позвольте помочь вам с камзолом…» — она приблизилась, ее пальцы потянулись к моим застежкам. Я мягко, но твердо взял ее за запястье. Она вздрогнула, удивленно подняла глаза. «Нет, Катарина. Не сегодня. Не надо.» Мой голос прозвучал тише, чем я хотел, но твердо. Она замерла, растерянность сменилась настороженностью, почти страхом. «Синьор? Я… я что-то не так сделала? Вы… недовольны?» «Нет, — я поспешил успокоить ее, отпустил запястье. — Ты прекрасна. Просто… я не в духе сегодня. Не для этого пришел.» Слова казались неуклюжими, фальшивыми даже мне самому. Она отступила на шаг, ее глаза сузились, изучающе. «А… зачем тогда?» В ее голосе прозвучало недоверие. Клиенты с такими просьбами обычно означали неприятности. Я вздохнул, сел на стул. «Чтобы побыть. Поговорить. Выпить, если хочешь.» Я указал на кувшин с вином на столике. «Мне просто… тяжело. А здесь тихо.» Она медленно опустилась на край кровати напротив меня, не сводя с меня изучающего взгляда. «Поговорить… — она повторила с легкой иронией. — Дорогое удовольствие, синьор. Разговоры в «Рыжем Осле» обычно ведутся не здесь и не так.» «Я заплачу. Как положено. — Я достал цехин, положил на столик. Золото блеснуло тускло. — Только… чтобы ты никому не говорила. Что мы… просто говорили. Согласна?» Она посмотрела на монету, потом на меня. Растерянность сменилась любопытством. «Почему? — спросила она прямо. — Боитесь насмешек? Или… вас ждет кто-то? Жена?» Последнее слово она произнесла без злобы, скорее с пониманием. Образ Елены вспыхнул перед глазами. Улыбка, доверчивый взгляд, тепло ее рук в тот единственный вечер… Боль сжала сердце. Я не смог сдержать вздох, моя маска графа-циника на мгновение сползла. «Да, — прошептал я, глядя не на нее, а куда-то в пространство. — Ждет. Далеко.» Катарина молчала несколько секунд. Потом ее лицо смягчилось. Грусть и настороженность уступили место теплой, почти материнской нежности. «Ах, вот оно что… — тихо сказала она. — Любите ее? Очень?» «Безумно, — ответил я честно, и это было единственной абсолютной правдой за весь вечер. — Как безумец.» Она улыбнулась. Искренне, по-человечески. «Тогда понятно. — Она встала, подошла к столику, налила два бокала вина. — За любовь, синьор. И за то, что вы не притворяетесь подлецом.» Она протянула мне бокал. «А разговаривать я умею. И слушать тоже.» Она села обратно, поджав ноги под себя, как девчонка. «О чем поговорим? О Париже? О звездах? Или… — ее взгляд упал на небольшую шкатулку в углу, — …сыграем в шахматы? У меня есть. Иногда играю с хозяйкой. Она любит выигрывать.» Облегчение, теплое и неожиданное, разлилось по груди. «В шахматы, — согласился я, возвращая ей улыбку. — Отличная идея, Катарина.» Мы расставили фигуры на маленькой доске. Играли молча, сосредоточенно. Она играла неожиданно хорошо, с хитринкой. А я… я наконец мог выдохнуть. Отпустить натянутую тетиву хоть ненадолго. Золотой цехин лежал на столе — плата за тишину и за нежданное сочувствие. В этой душной комнате борделя, за шахматной доской, я нашел не любовницу, а невольную союзницу. Маленькую, хрупкую, но уже не чужую. И пока Луи терял голову наверху в объятиях брюнетки, а Брагадин, возможно, подсчитывал барыши и оценивал новых «клиентов», я строил свою первую, крошечную опору в этом змеином гнезде. Одно слово о моей слабости — и Катарина могла стать угрозой. Но в ее глазах я прочитал что-то большее, чем расчет. Понимание. И, возможно, тихую зависть к той далекой женщине, которую любили «безумно». |