Онлайн книга «Сердцеед в Венецианской паутине»
|
Внезапная тишина вокруг. Взгляды дам — ожидающие, мужчин — любопытные или скептические. Луи замер, широко раскрыв глаза. «Шанс!» Мысль пронеслась молнией. Нужно что-то дерзкое, разрывающее шаблон, запоминающееся. Не классика. Что-то из моего времени. Что-то… провокационное. Я встал. Легкое волнение щекотало горло, но я его подавил. Взгляд скользнул по залу — вот они, мои цели: Мочениго, Дандоло, Кверини, сам Контарини на почетном месте. Барбаро вошел незаметно и стоял у колонны, наблюдая. Дзено прислонился к стене рядом с ним, скептически подняв бровь. «Синьоры, синьоры, — начал я, голос звучал ровнее, чем я ожидал. — Вы просили о любви… и о чем-то необычном. Простите мой дерзкий французский акцент, но позвольте мне прочесть строки одного… мятежного духа моей эпохи. Не сонет, а крик. О любви к миру, к необычному… и к той, кто способна превратить обыденность в чудо.» Я сделал паузу, собрался. И начал, вкладывая в слова всю страсть и дерзость, на которые был способен: А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб? Тишина стала гробовой. Кто-то ахнул. Графиня Орсини замерла с полуоткрытым ртом. Синьорина Манфреди широко раскрыла глаза. Даже Луи забыл дышать. Я сразу смазал карту будня, плеснувши краску из стакана; я показал на блюде студня косые скулы океана. На чешуе жестяной рыбы прочел я зовы новых губ. А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб? Последние слова повисли в воздухе. Миг абсолютной тишины. Потом… взрыв аплодисментов! Сначала робких, потом все громче, искренних. Графиня Орсини первая вскочила, хлопая в ладоши, ее лицо сияло восторгом. «Браво! Браво, граф! Дерзко! Необыкновенно! «На флейте водосточных труб»! Гениально!» «Вот это да!» — прошипел Луи мне на ухо, когда шум немного стих. — «Что это было?!» «Мятежный дух, как я и сказал», — ответил я шепотом, одаривая зал скромной улыбкой. «Эффектно!» Эффект был и правда потрясающий. Ко мне пробивались, жали руку, поздравляли. Синьорина Манфреди смотрела на меня с новым, почти благоговейным интересом. Маркиза Фоскарини подошла: «Граф, вы… умеете удивлять. «Смазать карту будня»… Какая мощь!» Даже Кверини кивнула мне с ледяного расстояния — кивок был краток, но заметный. Барбаро с Дзено перебросились парой слов, их взгляды на мне стали пристальнее, оценивающе. Я выделился. Не как граф, а как нечто большее. Запомнился. Остаток вечера прошел в вихре разговоров, шуток, легкого флирта. Дамы вились вокруг, их двусмысленные намеки о «фаворитах» и «особых беседах» стали откровеннее. Синьорина Манфреди, касаясь моей руки веером, шептала: «Граф, ваш «ноктюрн»… он звучит в душе. Как хотелось бы обсудить его… наедине.» Графиня Орсини намекала на редкие манускрипты в ее библиотеке, «которые могут вдохновить такого неординарного человека». Я парировал комплиментами, сохраняя дистанцию, но оставляя дверь приоткрытой. Эти связи были золотыми. Луи пытался вклиниться, но его затмевала моя внезапная поэтическая слава. Он выглядел как павлин, которому наступили на хвост. Возвращались мы в гондоле под мерцающими звездами. Луи сидел напротив, откровенно надувшись, его хорошее настроение испарилось вместе с надеждой на ночное приключение. «Ну и вечер! — проворчал он, глядя на черную воду. — Поэзия, аплодисменты, дамы, висящие на тебе… И ни одной, ни одной достойной внимания для скромного Луи! Все смотрели только на тебя, оракула на флейте водосточных труб!» |