Книга Сердцеед в Венецианской паутине, страница 31 – Натали Карамель

Я слушал, запоминая, мысленно примеряя подходы. Сапер в минном поле интриг. «Хорошо, Марко. Очень хорошо. Продолжайте копать. Глубже.»

«Еще кое-что, синьор, — добавил Марко, как будто вспомнив. — Вам прислали приглашение.» Он достал из складок камзола изящный билет с золотым тиснением. «Вечер поэзии. Сегодня. В палаццо Контарини.»

Я поморщился, взяв билет. «Поэзия? Скучища смертная.» Я почти физически ощущал фальшь салонных декламаций.

«Согласен, синьор, — сухо ответил Марко. — Но там будут нужные люди. Мочениго, Дандоло, сама Кверини… и Пьетро Дзено, как представитель «новой крови». И, по слухам, будет сам Франческо Барбаро — он покровительствует одному из чтецов. А также… — Марко понизил голос, — стоит опасаться присутствия синьора Амброджо Морозини. Его имя тоже в списке гостей.»

Я замер. Змея в гнезде. И поле боя — салон поэзии. Ирония судьбы. Я положил приглашение на стол рядом со списком имен.

«Значит, вечером я погружусь в… возвышенные переживания,» — сказал я с ледяной усмешкой. «Приготовьте соответствующий камзол, Марко. И все, что вы успеете узнать об этих людях к вечеру. Каждую мелочь.»

Марко склонил голову и растворился так же бесшумно, как и появился.

Я остался один. Подошел к окну. Туман над каналом рассеялся, открывая мрачную красоту города-ловушки. Мой взгляд упал на стол, где королевский указ соседствовал со списком мишеней и приглашением на вечер поэзии. Три лица одной войны. Я взял перо. До вечера нужно было превратить сухие строчки в живые портреты врагов и возможных союзников. И найти в себе силы сыграть роль ценителя поэзии. Ради Елены. Ради того, чтобы раздавить голову Змеи. Даже если для этого придется слушать сонеты.

Пергаментные портреты врагов и союзников все еще пылились на столе, но Марко уже стоял с камзолом — темно-синим бархатом, расшитым серебряной нитью по вороту и манжетам. «Одевайтесь, синьор. Месье де Клермон уже ждет внизу. И проявляет… нетерпение».

Спускаясь по лестнице, я услышал его еще на полпути. Луи расхаживал по мраморному вестибюлю, поправляя кружевные манжеты и напевая какую-то игривую ариетту. При моем появлении он обернулся, и его лицо озарилось предвкушающей улыбкой.

«Леонард! Наконец-то! — воскликнул он, окинув меня оценивающим взглядом. — Бархат? Серебро? Солидно. Но не слишком ли мрачно для вечера, где будут блистать самые прекрасные цветы Венеции? Надеюсь, ты не собираешься весь вечер щуриться на Мочениго, как сова на мышь?»

«Цель вечера — не только поэзия, Луи, — сухо напомнил я, позволяя камердинеру накинуть на плечи темный плащ. — И твоя задача — блистать достаточно, чтобы отвлечь внимание от моих… щурящихся совиных глаз.»

«О, будь спокоен! — Он щелкнул пальцами. — Луи де Клермон еще не разучился очаровывать! Вперед, мой мрачный друг! Навстречу музам, вину и, главное, — дамам!»

Палаццо Контарини встретило нас ослепительным светом сотен свечей, отражавшихся в золоченых зеркалах и мраморных полах. Воздух был густ от аромата дорогих духов, воска, цветочных гирлянд и легкого напряжения светского вечера. Шелк, парча, кружева — все сливалось в роскошный калейдоскоп. Женский смех, легкий, как звон хрусталя, плыл над гулким рокотом мужских голосов.

Луи, будто гончая, почуявшая дичь, мгновенно растворился в толпе, его улыбка сияла во все тридцать два зуба. Я же задержался у входа, впитывая картину, ища знакомые лица из моего списка. Мочениго, похожий на надутого индюка в пурпурном, важно беседовал с кем-то у колонны. Дандоло нервно теребил манжету, поглядывая на вход. Кверини — строгая, в темно-зеленом, с ледяным взглядом — наблюдала за всем свысока. Барбаро и Дзено пока не было видно.