Книга Сердцеед в Венецианской паутине, страница 80 – Натали Карамель

Катарина, закутавшись в слишком большую для нее шаль, притихла и казалась еще более юной. Её взгляд скользил по грубым стенам, по скромной утвари, и в нем читалось не разочарование, а облегчение. После пышного, но ядовитого уюта венецианских палаццо эта простая, честная бедность была ей куда милее.

Когда трапеза закончилась, я остался один в кабинете. Луи вскоре вошел, неся два бокала с коньяком.

— Лео… — начал он, протягивая один из них.

— Не надо, — я оборвал его, отстраняя бокал. — Сострадание не вернёт её ко мне. Это сделает только сила. Холодный расчёт и железная воля.

Я подошёл к карте Франции, висевшей на стене. Мой палец резко ткнул в Версаль.

— Она там. В самом логове льва. И чтобы вытащить её оттуда, мне нужно не сидеть сложа руки в этом пустом склепе, а действовать. Мне нужно не просто встретиться с Королём. Мне нужно сломать его волю.

Луи тяжело вздохнул, отставив оба бокала.

— И как ты это сделаешь? Ты сейчас — мёртвый человек, у которого нет ни титула, ни положения, чтобы что-то требовать. Ты жив лишь пока тайна твоего воскрешения не раскрыта.

— У меня есть кое-что поважнее титула, — я обернулся к нему, и в глазах у меня горел холодный огонь решимости. — У меня есть доказательства измены его правой руки, кардинала де Лоррена. Доказательства, купленные кровью в Венеции. Это не ключ, Луи. Это таран. И я использую его, чтобы обрушить стены её тюрьмы.

Я посмотрел в тёмное окно, за которым скрывалась ночь. Где-то там, в нескольких днях пути, была она. Моя Елена. В заточении, но, я надеялся, в безопасности. Пока я был «мёртв», с ней, вероятно, обращались хорошо. Но теперь всё изменилось. Моё воскрешение ставило под удар и её. Медлить было нельзя.

— Завтра, — сказал я тихо, но так твёрдо, что слова, казалось, вмёрзли в холодный воздух кабинета. — Завтра с первым светом мы начинаем. План не просто аудиенции. План наступления. Я поставил всё на кон в Венеции и выиграл. Теперь пришло время сорвать самый главный банк в Версале.

Эта ночь не будет спокойной. Но впервые за долгое время я чувствовал не бессильную тоску, а ясную, чёткую цель. Я вернулся не для того, чтобы прятаться в чужом доме. Я вернулся, чтобы забрать своё. Война начиналась завтра. И на этот раз я не отступлю.

Я остался один в кабинете после ухода Луи. В доме воцарилась гробовая тишина. Я подошел к окну. Ночь за стеклом была слепой, безлунной. Где-то там, за лесами и полями, был Версаль. И в одной из его бесчисленных комнат, под присмотром королевских стражников, спала или не спала моя жена. Я сжал кулаки. Пальцы сами собой сложились в знакомый жест — будто я снова сжимал эфес шпаги. Оружия у меня сейчас не было. Но было нечто более острое и смертоносное — ярость и любовь. Этого хватит. Этого должно хватить. Завтра мы начинаем войну. И на этот раз я буду сражаться не за короля, не за страну, а за себя. За неё. За наше украденное будущее. И пусть весь Версаль содрогнётся.

Два дня. Сорок восемь часов напряжённой, методичной работы. Кабинет в имении де Вольтер превратился в штаб операции по спасению моей жизни и возвращению моей жены. Мы с Луи прорисовывали маршруты, обсуждали возможные сценарии аудиенции у короля, составляли списки союзников при дворе, которых могла задействовать тетушка. Воздух был густ от табачного дыма и концентрации.