Книга Сердцеед в Венецианской паутине, страница 82 – Натали Карамель

Именно в этот момент снаружи донёсся отчаянный топот копыт, ржание загнанной лошади и громкие голоса у ворот. Через мгновение в столовую вбежал запыхавшийся слуга.

— Месье граф! Гонец из Версаля!

В комнату вошел, едва переставляя ноги, запылённый человек в ливрее дома де Эгриньи. Его лицо было землистым от усталости, он шатался.

— Месье граф… — он тяжело дышал, опираясь о косяк двери. — От… мадам де Эгриньи… Вам… — Он судорожно глотнул воздух и выдохнул самое страшное: — Беда. Король… вас признал политическим преступником. Заочно. Ваши владения… конфискованы. А графиню… — он чуть не свалился, но Луи подхватил его. — Графиню Елену… по указу короля… заточили в Фоларскую башню.

Звенящая тишина, в которой было слышно, как трещат поленья в камине и как у меня в ушах бешено стучит кровь. Пол под ногами будто ушёл из-под ног. Мир сузился до одного имени — Елена. Фоларская башня. Не просто тюрьма, а холодная, сырая могила для тех, кого король желал забыть навсегда. Оттуда не возвращались. Своды, пожирающие надежду, и стражи, глухие к мольбам и золоту.

— Когда? — мой собственный голос прозвучал чужим, низким и безжизненным.

— Вчера… на рассвете… — прошептал гонец. — Мадам умоляла… Скакал без передышки…

Я оттолкнулся от стола. Все глаза были прикованы ко мне.

— Подготовьте мне лошадь, я выезжаю немедленно.

— Лео… — начал было Оттавио, но я резко обернулся к нему.

— Ты знаешь свой долг. Остаёшься. Защищаешь.

Он сглотнул, но кивнул, сжав кулаки. Катарина побледнела, но смотрела на меня с пониманием.

Луи уже не было в комнате. Я вышел в холл, на ходу накидывая плащ. Он появился из конюшни через несколько минут, с двумя оседланными лошадьми.

— Я с тобой, — его слова не требовали ответа. Это был факт.

Я хотел было сказать ему остаться, присмотреть за ними, но увидел его лицо — решительное, непоколебимое. И просто кивнул. Некоторые вещи важнее слов.

Мы выехали в ночь, оставив позади островок тревожного спокойствия. Гонец остался, его уже отпаивала вином заботливая мадемуазель Клер.

Мы мчались по тёмной дороге, и холодный ветер бил в лицо, но не мог остудить жгучую ярость внутри. Они посмели тронуть её. Они заперли её в каменном мешке.

Если ехать без сна и отдыха, сменяя лошадей, мы будем там через два дня.

Два дня до Версаля. Два дня до её тюрьмы. Два дня до начала конца.

— Мы её вытащим, — крикнул мне Луи, его голос едва перекрывал свист ветра и топот копыт.

— Нет, — я крикнул в ответ, и в моём голосе был лёд и сталь. — Мы не будем её вытаскивать. Мы снесём эту проклятую башню к чертям. Вместе с теми, кто посмел её туда запереть.

Ярость, пылавшая во мне, вдруг схлынула, испарилась, оставив после себя нечто новое — абсолютный, беззвёздный холод. Пустота, в которой остался только голый расчет и одна-единственная цель. Я был больше не графом де Вилларом. Я был орудием. Молотом.

Сутки мы скакали как одержимые, почти не слезая с седел. Два раза меняли взмыленных лошадей на постоялых дворах, где мы щедро платили золотом, чтобы нам не задавали лишних вопросов. Мы мчались, подгоняемые холодной яростью и страхом, который сжимал сердце ледяной рукой.

К утру второго дня, когда первые лучи солнца позолотили чудовищный по своим масштабам фасад Версаля, мы были у служебных ворот. От былой роскоши и величия здесь не осталось и следа — только грязь, запах навоза и тусклые мундиры охраны.