Книга Сердцеед в Венецианской паутине, страница 78 – Натали Карамель

— Тетя Элиза, — односложно ответил я. — У нее есть свои люди в порту. Они должны встретить нас и доложить обстановку. Если будет малейший признак опасности, мы изменим маршрут. У меня есть ещё два контактных дома в Провансе.

Луи мрачно хмыкнул: «Отлично. Значит, нас либо убьют в Марселе, либо по дороге в Нормандию. Замечательный выбор». Но он уже изучал карту, прокладывая в уме самый быстрый и незаметный путь на север.

В каюте воцарилась тишина, нарушаемая лишь скрипом корабля и плеском волн за бортом. План был шатким, как наша качающаяся палуба, но другого не было.

Позже, когда все разошлись, я остался один на палубе. Ночь была ясной, небо — усыпанным бесчисленными бриллиантами. Я смотрел на север, туда, где осталась моя Франция. И моя Елена.

Сердце сжалось от внезапной, острой тоски. Её образ встал перед глазами так ясно, будто она стояла здесь, рядом: тихая улыбка, тёплый взгляд, спокойствие, которое она умела дарить одним своим присутствием. Я скучал по ней каждую минуту всех этих долгих месяцев.

Всё, что я делал, всё, через что прошёл — ради того, чтобы вернуться к ней. Чтобы наш дом был нашей крепостью. Теперь же я вёз с собой не только надежду на победу, но и смертельную опасность.

«Держись, моя любовь, — мысленно шептал я в ночь, обращаясь к ветру, который, как мне хотелось верить, долетит до неё. — Я почти дома».

Я не знал, что ждало её в Париже. Здорова ли она сейчас? Что ей рассказывали о моей «смерти»? Мысль о её слезах была для меня мучительнее венецианских кинжалов.

Я стоял так долго, пока холод не начал проникать под плащ. Впереди была буря при дворе, но сейчас, под этим бесстрастным звёздным небом, я позволял себе быть просто мужем, который очень сильно скучает по своей жене и надеется, что с ней всё хорошо. Это была тихая, личная молитва, единственная точка опоры в надвигающемся хаосе.

Завтра мы будем в Марселе. А там — начнётся война.

Марсель встретил нас оглушительной какофонией порта. После морской тишины гам докеров, крики торговцев, пронзительные вопли чаек и запах рыбы, чеснока и смолы обрушились на нас, как физическая стена. Но для меня это был не шум возвращения на родину, а гулкий гонг, возвещавший начало нового, ещё более опасного раунда игры.

Луи, едва ступив на шаткие мостки причала, поцеловал шершавый камень с почти религиозным благоговением.

— Земля! — выдохнул он, и краска жизни уже заливала его побледневшее за время качки лицо. — Прекрасная, твёрдая, неподвижная земля! Клянусь, я никогда больше с нее не сойду!

Его искренняя, почти детская радость была единственным светлым пятном в моём мрачном настроении. Я не разделял его восторга. Эта земля была для меня полна старых ран и новых ловушек. Мы были не триумфаторами, а беглецами, ступившими на вражескую территорию под покровом слухов о моей смерти.

Нас быстро нашли. К нам протиснулся невысокий, коренастый человек в потертом, но опрятном камзоле, делая вид, что проверяет канат.

— Погода в Нормандии нынче ветреная, — бросил он бесстрастно, не глядя на нас.

— Мы предпочитаем избегать сквозняков, — откликнулся я на условный знак, который нам передал Марко.

Человек кивнул почти незаметно.

— Повозки ждут на северной окраине, у таверны «Три рыбы». Дорога чиста.