Книга Битва за сердцееда: Версальский фронт, страница 30 – Натали Карамель

Вечер. Мои апартаменты. Клетка. Мари и Колетт помогли снять невыносимо тяжелое платье, убрали шпильки. Они не спрашивали. Их молчание было красноречивее слов. Когда они ушли, я рухнула на ковер у холодного камина. Не плакала. Слезы казались слишком ничтожной реакцией. Я сидела, обхватив колени, дрожа всем телом. В ушах все еще звенел голос короля: «Гармоничная пара». И хищный взгляд Лоррена. И ядовитые улыбки фавориток.

Слова Ментенон теперь звучали не предупреждением, а приговором. Я была пешкой. Но не просто пешкой. Я была наживкой, брошенной в воду, где плавали акулы. Король играл в какую-то свою страшную игру с Лорреном, и я была разменной монетой. Он показал меня герцогу, как показывают лакомый кусок. И теперь ждал. Ждал реакции Лоррена. Ждал, возможно, моего срыва. Ждал… чего?

Тишина комнаты давила. Тени от единственной свечи плясали на стенах, как демоны. За окном темнели бесконечные сады Версаля — прекрасная, бездушная тюрьма. Я была птицей в позолоченной клетке. А хозяин клетки, всемогущий Король-Солнце, только что дал понять хищнику, что дверца не заперта на замок. Он соизволит убить меня? Или просто отдать на растерзание? И когда?

Я ждала. Ждала своего часа. Ждала ответа тетушки, как последней надежды. Ждала удара. И знала, что в этой игре, где фигурами были жизни людей, следующий ход будет за королем. Или за тем, кого он натравил. А я могла только сидеть. Дрожать. И ждать.

След утра на подушке еще хранил тепло, а сердце уже сжимал ледяной комок. Я лежала, прислушиваясь к враждебной тишине Версаля, когда дверь скрипнула. Мари. Не ее обычная осторожность, а быстрый, почти бесшумный шаг хищника. В ее глазах — не радость от вчерашнего успеха, а паника.

— Мадам, — прошептала она, замирая у кровати. Дрожащей рукой сунула мне крошечный, туго свернутый клочок бумаги. — От тетушки. Сейчас. Быстро.

Я развернула его, сердце колотилось так, что казалось, вот-вот вырвется. Знакомый почерк Элизы де Эгринье, но буквы скакали, неровные, торопливые:

«Дитя мое! Тучи черны и сгущаются! Ни слова больше на бумаге — сожги! Общаться — только через Мари, и то с величайшей осторожностью. От Лео — ни звука, ни дуновения. Король замыслил нечто, а де Лоррен бьет копытом, требуя тебя. Я как слепой котенок в темноте, пока не узнаю его планы. Крепись, моя девочка! Крепись как никогда! Сожги сию же минуту!»

Холодный пот выступил на спине. «Требует тебя». Слова Лоррена вчера, взгляд короля… Это не игра. Это охота. А я — загнанный зверь. Я подбежала к камину, где тлели прошлогодние угли, сунула записку в самый жар. Бумага вспыхнула синим пламенем, свернулась в черный пепел. Сожгла. Как приказ.

Мари стояла бледная, глядя на пепел.

— Что делать, мадам? — ее шепот был полон ужаса.

— Ждать, — выдавила я. Ждать и крепиться. Слова тетушки звенели в ушах: «Слепой котенок». Если она ничего не видит…

Не прошло и четверти часа. Тот же стук в дверь, но уже не Мари. Ансельм. Его лицо — маска учтивости, но в глазах — удовлетворение палача.

— Мадам, — поклонился он. — Мадам де Дюбарри соблаговолила пригласить вас разделить с ней утренний кофе. Немедленно.

Дюбарри. Главная фаворитка. Гроза двора. Женщина, чья власть почти равна королевской. Тучи не просто сгущались — они обрушивались на меня лавиной. Отказаться? Смешно. Я кивнула Ансельму, чувствуя, как земля уходит из-под ног.