Книга Битва за сердцееда: Версальский фронт, страница 42 – Натали Карамель

Он привел меня в подземелье. Не пышный зал с орудиями для устрашения гостей, а настоящую, мрачную пыточную. Низкие сводчатые потолки, закопченные стены, тусклый свет факелов, бросающий пляшущие тени на каменные плиты, темные от въевшейся грязи. И посередине…

На грубом деревянном столе, прикованная за запястья, лежала девушка. Я узнала ее с трудом. Мадемуазель де Ларжье. Юная, недавно появившаяся при дворе фаворитка, одна из тех, кто хихикал в свите Дюбарри. Та самая, что смотрела на меня с едким презрением. Теперь от этой спеси не осталось и следа.

Ее лицо было опухшим, в синяках. Губа рассечена. Пышные когда-то волосы слиплись от пота и, возможно, крови. Простое платье было порвано в нескольких местах, обнажая синяки и ссадины на бледной коже. Глаза, широко открытые, смотрели в потолок с безумным, животным ужасом. Она дышала прерывисто, хрипло. Рядом на табурете сидел мужчина в кожаном фартуке, вытирая руки тряпкой. На полу стояло ведро с розоватой водой.

— Ах, вот и наша героиня, — Лоррен подвел меня ближе, как будто показывая экспонат в музее. Его голос звучал ровно, почти академично. — Мадемуазель де Ларжье. Милое, но глупое создание. Посчитала вас, моя дорогая Елена, угрозой своему… хм… скромному положению у мадам де Дюбарри. Решила напугать. Для начала. — Он кивнул в сторону крысы. — Довольно примитивно, но эффективно для нервной натуры. — Он сделал паузу, давая мне осознать. «Это она? Из-за ревности?»

— Я, конечно, не мог оставить такое без внимания, — продолжил он, его пальцы легли мне на локоть, заставляя вздрогнуть. Прикосновение было холодным, как чешуя. — Безопасность моих… гостей — превыше всего. Я провел личное расследование. И мадемуазель была столь любезна, что… подтвердила все. Добровольно. — Он слегка улыбнулся. Взгляд мужчины в фартуке был пустым. Добровольность была очевидной ложью. Запах крови, пота и страха говорил сам за себя. Ее явно пытали. И не только. По ссадинам на плечах, по неестественному положению ног было ясно, что насилие было не только физическим. Меня затошнило.

— Что… что с ней будет? — вырвалось у меня, голос был хриплым, чужим. Я не могла отвести глаз от этого изуродованного тела, от этого взгляда, полного немого ужаса. «Это могла быть я. Это может быть я».

Лоррен махнул рукой, словно отмахиваясь от надоедливой мухи.

— О, ее подлечат. Приведут в приличный вид. А потом… выдадут замуж. За какого-нибудь провинциального дворянина, который будет рад связи с Версалем, пусть и такой… подмоченной. — Его тон был циничным, лишенным всякого сострадания. — А дальше — не моя проблема. Пусть живет тихо и благодарит судьбу, что осталась жива. — Он посмотрел на меня, и в его глазах вспыхнуло что-то хищное, удовлетворенное. «Этот урок был не для де Ларжье. Он был для меня. Смотри, что происходит с теми, кто перечит мне. Смотри, на что я способен. Смотри, как мало ты значишь».

— Теперь вы видите, мадам, — он взял мою руку и положил ее на свой локоть с показной галантностью. — Правда восторжествовала. А справедливость… — он кивнул в сторону стола, — свершилась. Можете быть спокойны. Никто больше не посмеет вас потревожить. Пойдемте, здесь душно.

Он повел меня обратно по мрачным коридорам. Вел идеально: поддерживал на ступеньках, галантно пропускал вперед в узких проходах. Его манеры были безупречны. Но его пальцы, сжимавшие мою руку, были холодны и влажны. А его взгляд… Его взгляд, когда он мельком смотрел на меня, был страшнее всего, что я видела в той пыточной. В нем читалось обещание. Терпеливое, неумолимое. «Видела, что они сделали с ней за крысу? Представь, что я сделаю с тобой за твое упрямство. Чем дольше ты сопротивляешься, чем больше надеешься… тем изощреннее и больнее будет твоя участь. Я не спешу. У меня есть время. И ты — моя».